Дети алекса дубаса. Вера Полозкова и Алекс Дубас: непридуманные истории о путешествиях и о себе

Дорогая Вера, я в Ирландии. Смотрю на развалины замка, которому две тысячи лет. Он принадлежал крупному дельцу Коннелу Кернаху. Ты спросишь, чем же знаменит этот человек? Собственно, тем, что, путешествуя по Римской империи – Ирландия, как ты знаешь, была ее частью, – добрался до Иерусалима, где прокураторствовал Понтий Пилат. По словам ирландских гидов, совершенно случайно Коннел стал очевидцем казни Иисуса Христа. Он не был евангелистом и не обратился в христианство после этого события. Просто так вышло, что в тот день Коннел оказался там, и это единственная причина, почему он вошел в историю. Я тут же вспомнил, как сам был в Гонконге в момент, когда он выходил из протектората Великобритании и возвращался в Китай. И в моем родном городе Риге – когда распадалась другая, советская «империя». То есть ты иногда еще путешествуешь во время каких-то жизнеобразующих событий. И эти путешествия делают тебя очевидцем и наблюдателем. Такое интересное качество.

Я знаю людей, Алекс, которые живут рядом с богами будничную, негромкую жизнь: не садятся завтракать, не «покормив божеств» – не окропив святых алтарных камней цветочной водой и маслом, не обойдя дом с благовониями. Во Вриндаване, где, по преданию, Кришна провел детство и незримо присутствует всюду, можно поздно вечером выйти из дома и попасть в поток людей, обходящих Говардхан – священный холм, подниматься на который не вправе ни один человек: они идут двадцать километров, босыми, в тишине, повторяют молитвы, иногда останавливаясь выпить масала-чаю за двадцать рупий, который подают им в неровном глиняном стаканчике, иногда протягивая несколько монет старикам-монахам, сидящим при свечах в будочках-телегах на колесах и распевающим киртаны. Если ты видел замок, который принадлежал современнику Христа, то во Вриндаване, кажется, все еще ветхозаветные времена – в доме может быть построен отдельный этаж для полутораметровой статуи Ханумана, бога-обезьяны, коровьи лепешки сушат на солнце и возводят из них башни и терема – потому что это главное топливо, а зимой здесь бывает довольно холодно.

Есть еще флорентийский синдром, – он же синдром Стендаля, потому что Стендаль упал в обморок от красоты

Наглые мартышки стаскивают с паломниц яркие платки и уносятся прочь, чтобы расхаживать вдоль обочин в обновках. Сначала тебе кажется, что ты провалился, как монетка, в какую-то временную дыру, а потом тебе делается невероятно спокойно: ты не пропадешь здесь, даже если останешься без паспорта и телефона: на улицах путникам раздают сладкий рис, а в храме всегда угостят прасадом – фруктами и сладостями. Спать можно под шерстяным платком под звездами, как простые паломники, главное, спрятать съестное – чтобы не проснуться нос к носу с коровой, поедающей твою лепешку прямо у тебя из рук.

Париж снова меня поразил. Сегодня я оказался в месте... Ты удивишься. Это мечеть, где можно целоваться и курить. Это правда странно. Соборная мечеть возле Сада растений, которой около 90 лет. Она построена в память о марокканцах, тунисцах, алжирцах (гражданах бывших колоний Французской империи), которые воевали в Первой мировой войне. Мечеть по-своему легендарная. Во время Второй мировой здесь прятали еврейские семьи. Им выдавали паспорта того же самого Алжира или Туниса. Прямо на территории есть кафе. И ты можешь там попить чаю. За соседним столом сидят французские студенты – Сорбонна неподалеку. Целуются, курят сигареты. Gitanes без фильтра, как курили студенты двадцать и тридцать лет назад. Я не понимаю: как же так? А вот вышли женщины с мокрыми волосами. И они отнюдь не похожи на мусульманок. Нет. Это просто парижанки. Они ходят в хаммам, что здесь рядом. И тут же висит прайс-лист: хаммам, массаж мыльный, а после – тажин или кускус и несколько стаканов мятного чая.

И все это стоит 48 евро. Женские дни – вторники, четверги, субботы. Такое вот место в центре Парижа. Я настолько расслабился там, что достал из сумки газету Charlie Hebdo, вот ту, с карикатурами. Мне было интересно, что же из себя представляет эта газета, некоторые карикатуры из которой периодически перепечатывают. Ничего особенного. Пародии на Трампа, на Путина, что-то еще. Я ее листал, а потом вдруг вспомнил, где нахожусь. И подыспугался. Ну, вообще-то никто на меня не обратил ровно никакого внимания. Не знаю, как с равенством во Франции, но свобода и братство там по-прежнему присутствуют. Все-таки целующиеся люди в мечети – это потрясающе.

Луис взял меня за руку и сказал, что он вдовец и мэр чудесного города, и если я захочу изменить жизнь, то знаю, где его найти

В мечети – ни разу, а в венецианских соборах целу­­ющихся мне случалось наблюдать многократно: ви­димо, лавина эс­тетического восторга так захлестывала незадачливых туристов, что им срочно нужно было как-то запечатлеть ее телесно. Мне нравится, как Венеция рационально распоряжается собственной шквальной кра­сотой: маленький автомат в церкви Сан-Панталон с потолочной росписью работы Фумиани, безумной, в 700 кв. м площадью, – чтобы за евро зажечь свет под нею и рассмотреть ее в подробностях. Подшивки старых архитектурных журналов и тома энциклопедий, из кото­рых сложена высокая лестница, ведущая из книжной лавки наверх, к каналу и мосту. В траттории, где до сих пор каждый день обедают гондольеры, а когда-то любил пропустить с друзьями рюмку граппы Иосиф Бродский, пожилой официант рассказывает мне, что помнит его от­четливо: вот тут он и сидел обычно, вот так вешал плащ, вот этим любил угощать приятелей. У меня есть цикл стихотворных открыток из Венеции, и одна звучит так:

Я не бедствую, – Стефано говорит, – не бедствую, –
жую зелень морскую да кожуру небесную:
есть еще забегаловка на Фондамента Нани:
полторы монеты за бутерброд с тунцом.
Там таким утешенье: с мятым сухим лицом
и дырой в кармане

Я не сетую, – утверждает, – я себя даже радую –
я повсюду ношу с собой фляжку с граппою:
в клетчатой жилетке ли, в пиджаке ли.
Четверть века назад мой друг, докторам назло,
делал так же, пока сердечко не отвезло
бедолагу на Сан-Микеле.

Это была опера, девочка, как он пил, это был балет его:
жалко, ты никогда не увидишь этого, –
только и успевали бросать на поднос закуски.
А потом зашел – его нет, и после зашел – всё нет.
А поэт ли он был, не знаю, разве поэт?
Чёрт его разберет по-русски.

Вера, уже две недели я в Нормандии. Скоро финал моего­ путешествия – на «Крузенштерне» мне предстоит пройти от Гавра до польского Гданьска. Время замедлилось. Такое ощущение, что в этой части Франции организовано какое-то коллективное сопротивление старости и времени вообще. Недаром здесь творили Пруст и Флобер, которые никуда не спешили. Кручу в руках медный колпачок – знаешь, такие, на деревянной ручке, которыми тушили свечи? В Довиле это отнюдь не предмет старины, купленный на блошином рынке. Я живу у друзей. И они тоже тушат свечи колпачками, а специальным ножичком для бумаг (еще одна любопытная вещь) вскрывают счета от французской компании, поставляющей электричество, или просто приглашения куда-то. А однажды к ним прилетел голубь окольцованный. Там была записка. Номер телефона. Они позвонили. Хозяин этого голубя сказал: «Да, наверное, он заблудился. Можете напоить его водой, потом покормить, отпустить дальше?» Хорошо.

У Бродского был невероятный талант к описанию мест. Но одно из самых несправедливых его эссе – о Стамбуле

Мне почему-то здесь вспомнилось, как в детстве я читал историю про мальчика, который играл с друзьями в войну, они его оставили часовым и забыли про него. Его встретил дядечка и говорит: «Тебе не надо здесь стоять». – «Нет, меня поставили, я должен выполнить долг». И тогда он нашел офицера старшего по званию, который освободил его от слова. В Довиле у меня ощущение, что меня тоже забыли. Но я хотел бы, чтобы меня не снимали с этих часов, а оставили, навсегда позабыв, чтобы я там так и стоял. Или, точнее, сидел на берегу Ла-Манша и смотрел вдаль. И ножичком иногда вскрывал бы письма от тебя...

Личная встреча

Алекс Дубас : Вера, я очень рад тебя видеть! Признаюсь, ждал. Хочу отметить, что съемки на Рижском вокзале – уже путешествие. Здесь снимали «Семнадцать мгновений весны», «Вокзал для двоих». Сюда, на этот перрон в фильме «Мы из джаза», помнишь, прибывал поезд с джазовой звездой – загримированной под негритянку Ларисой Долиной?

Вера Полозкова : Скажи мне, пожалуйста, мой хороший, сколько тысяч раз ты уезжал с этого вокзала в родную сторону? Или ты летаешь в основном?

Алекс Дубас : Раньше я ездил. Часто. И провожал здесь любимую, которая теперь стала моей женой. Она тоже из Риги. Как-то однажды мы приехали раньше, за полчаса до отправления поезда, – спрятались и целовались. Думали, что нас никто не видит, а оказывается, везде камеры – все-таки вокзал. К нам подошел милиционер, представился и сказал: «Ну, мы, конечно, можем дождаться, когда вы начнете заниматься­ сексом. Но, вообще-то, не надо здесь этого делать». Пока мы тут фотографировались, многое вспомнилось. Но я хочу задать тебе вопрос: скажи, Вера, ты готовишься к путешествию? В смысле, интересуешься, кто до тебя здесь прошел раньше, что отметил, как про это рассказал?

Съездить в Индию – это все равно что на Марс слетать, не покидая планеты

Вера Полозкова : Обязательно! Я не могу проникнуть в место, если не знаю хотя бы нескольких версий того, почему оно прекрасное, чем освящено, кого это место родило талантливого, потому что география без мифа сразу так не пронизывает. Одна из любимейших моих книг – «Гений места» Петра Вайля. Я всегда ее перечитываю внимательно, собираясь в новое или хорошо забытое старое путешествие.

Алекс Дубас : Знаешь, я однажды вдруг оказался в Лиссабоне – городе на отшибе Европы. Думаю: «А кто про него из наших писал?» Оказывается, Бродский. Они с Довлатовым были на какой-то конференции, выпивали. И Бродский написал стихотворение «Открытка из Лиссабона», которое начинается так: «Монументы событиям, никогда не имевшим места». О чем это он? В Португалии есть памятник – посвящение тому, что она не принимала участия в войне, то есть ей удалось этого избежать, сохранив нейтралитет. Я стою возле этого памятника, читаю в смартфоне комментарий – как же он точно сформулировал.

Вера Полозкова : У Бродского, конечно, был невероятный талант к описанию мест. Но одно из самых несправедливых его эссе – о Стамбуле. Когда я читала, все во мне кипело от негодования.

Алекс Дубас : Почему?

Вера Полозкова : Я понимаю, что Бродский не был обязан любить и проникать в красоты Стамбула, которые в нем вижу я, но мне так хотелось заступиться за этот город.

Алекс Дубас : Зато его полностью реабилитировал Орхан Памук. Я, кстати, под впечатлением от «Города воспоминаний» заглянул на базар и купил там одеколон за шесть лир...

Вера Полозкова : Шипр?

Алекс Дубас : Вроде шипра, да. На этикетке – мужики с набриолиненными прическами. Он у меня дома сейчас стоит, и я им действительно пользуюсь. Очевидно, этот одеколон там продается еще с 20-х годов, и герои Памука тоже его покупали. Да и сам Памук, наверное. А что ты такого приво­зишь из путешествий?

Вера Полозкова : Из Стамбула у меня есть фантастические бамбуковые полотенца, которые производят только там, и их можно купить в большом банном магазине на базаре. Домашняя косметика у меня вся аюрведическая – из моей любимой Индии. Самые разные масла, кремы. Еще у индусов замечательные смеси от простуды – разводишь их в кипятке, вдыхаешь запах (пить это нельзя) и, как в мультике про гневливого короля, сразу багровеешь, настолько они ядерные. Но уже через сутки – ты абсолютно здоров. Еще я люблю привозить чай. Кстати, в Тбилиси на улице Галактиони есть совершенно чудесный чайный магазин Шоты Битадзе. У него свои плантации – и чай растет рядом с черничными кустами. Невероятно вкусный. А самое классное варенье делает Елена Маньенан в Плёсе. Апельсиновое с орехами, я его увожу оттуда банками.

Алекс Дубас : Точно, я знаю эту женщину, у нее чудесный ресторан русской кухни. В этом смысле есть ощущение, что мир маленький. Хотя он вроде бы большой – нас семь миллиардов, кажется. Но вернемся в Индию: есть такое достаточно известное travel-описание Набокова: «Я читаю об Индии, в которой никогда не был, – о баядерках и об охотниках на тигров, о змеях, и по-прежнему ничего о ней не знаю. Но история Киплинга про то, как он вечером выставил сапоги на порог, а утром они все были в зеленой плесени...»

Вера Полозкова : «...говорит мне гораздо больше об Индии». Это правда. Я приехала в Ришикеш, где жила месяц в ашраме и по шесть часов в день занималась йогой – у меня даже есть сертификат, что я могу преподавать. Так вот, через 10 дней к ужасу своему я обнаружила, что мои очень красивые авторские тапочки покрылись толстым слоем плесени.

Алекс Дубас : Когда ты пишешь стихотворение, ты же понимаешь, что это будет своего рода путеводитель?

Вера Полозкова : Конечно. Больше того, моя книга с первым индийским циклом вышла в 2008 году, а я до сих пор полу­чаю письма, где люди рассказывают, как вслед за мной и моим лучшим другом поехали по маршруту, который мы придумали – потому что я поставила себе условие писать по стихотворению в каждом городе.

В Одессе я собиралась родить ребенка и остаться, но ряд грустных обстоятельств мне помешал

Алекс Дубас : А ты поясняешь в текстах какие-то термины, которые ты там услышала?

Вера Полозкова : Я никогда не делаю примечаний. Что такое ласси, чуридары, курта – сейчас гуглится за две секунды. К тому же, когда ты совершаешь небольшое усилие, чтобы проникнуть в стихотворение, ты его потом больше любишь и дольше помнишь.

Алекс Дубас : Меня, откровенно говоря, всегда пугали статьи, начинающиеся с описания того, что видно на подлете к месту, где начинается приключение: «И вот из окна иллюминатора показалась набережная Ниццы...» Я понимаю, что человек с самого начала уже врет, потому что на подлете все думают о том, чтобы хорошо сесть.

Вера Полозкова : Абсолютно так. Но в этом смысле Индия честна с тобой невероятно – ты садишься в рыжий дым. И в рыжем дыму в Дели мчишься к кому-нибудь в гости или в гостиницу, и в первый час тебе кажется, что ты едешь мимо брошенных навсегда домов – c дырами в полстены, отсутствующими окнами и крышами и тряпочками вместо перегородок. И только через час ты приходишь к выводу, что нет, они жилые. Ты оказываешься в Стране чудес, и с этого момента для тебя все новое. Даже чай здесь совершенно другая вещь, чем то, что ты себе представляешь. Тебе наливают бурую пряную жижу – масала-чай, который впоследствии станет любимым твоим, естественно. Но ты еще об этом не знаешь. Съездить в Индию – это, в общем-то, все равно что на Марс слетать, не покидая планеты. И именно за это я ее люблю и на протяжении девяти лет туда возвращаюсь, совершая вылазки на новые местности. Мой ребенок пошел в Индии, каждую зиму мы живем там. Намасте – для него совершенно естественный жест благодарности.

Алекс Дубас : Слушая тебя, задумался, а какую же я привычку вынес из путешествий? Вот ты – чай масала, он – намасте. А я – знаешь, что? Я научился пить и полюбил бочковой кофе. И сейчас в отелях я всегда прошу не двойной эспрессо и не какой-нибудь очередной крафт вайт. «Есть фильтрованный?» – «Да». – «Чудесно! Налейте, пожалуйста».

Вера Полозкова : Я вообще люблю гостиницы, надо сказать. Ощущение, что ты ничего не должен этому пространству, дает такую свободу мыслям...

Алекс Дубас : А если еще гостиница хорошая и с видом, то это вообще лучшее место для секса.

Вера Полозкова : Ладно для секса – для творчества!

Алекс Дубас : С другой стороны, из такой гостиницы не хочется выходить в город. Но ты же путешественник, нужно все осмотреть. Ты же знаешь, что есть синдромы городов? Я даже не про стокгольмский. А про иерусалимский или парижский, которые случаются с тобой только в этих городах.

Вера Полозкова : Ничего не знаю о них.

Алекс Дубас : Иерусалимский – когда случается что-то невероятное, даже у неверующих людей, например, стигматы появляются на руках. Это отражено даже в сериале «Симпсоны». Помнишь, вдруг на Гомера что-то снизошло и он начал считать себя Мессией? Второй – парижский синдром, и он чаще бывает у японцев, как ни странно. Это когда люди падают в обморок, им становится нехорошо оттого, что Париж не такой, каким они его себе представляли. Видимо, был какой-то фильм японский о Париже. И еще есть третий – флорентийский, – он же синдром Стендаля, потому что Стендаль упал в обморок от красоты.

Вера Полозкова : У меня есть стих про каменное кино во Флоренции – картинка такой насыщенности, что тебе иногда хочется выйти на какую-нибудь простую улицу или площадь, где символический ряд не будет с тобой в таком интенсивном диалоге. Потому что у тебя случается визуальный передоз во время прогулки где-то уже часа через три. Потом ты приезжаешь в Венецию, о которой я тебе уже немного писала в дневниках, – и с тобой визуальная интоксикация происходит сразу же. Первые несколько раз у меня было чувство, что это такой невероятно помпезный мавзолей – памятник красивым, удивительным временам, которые давно все канули в Лету. Но этой весной я прожила в Венеции целых две недели и вдруг обнаружила совершенно другой город, в котором живут люди. Дети ходят в художественные кружки­. Есть маленькие библиотеки, плавучие. Венецию спасает тот факт, что она свободна от автотранспорта. Почему, например, там низкая преступность? – Если украл, то ты не можешь быстро сбежать. Это первое, что меня поразило. А второе – поскольку она вся из мостов и каналов, основной туристический поток – в центре города. Но если свернуть в любую улочку, то даже в самый час пик ты окажешься в тишине и пустоте.

Алекс Дубас : Если не Москва, то где бы ты жила? Какие города твои? Куда бы ты переехала?

Вера Полозкова : В Одессу. Я собиралась родить там ребенка и остаться, но ряд грустных обстоятельств мне помешал. Еще не казалось, что война эта надолго. Но я не бросаю мечты когда-нибудь пожить там годик-другой. Мне кажется, если где и учиться ощущению, что ты не лишний в этом мире и имеешь полное право на радость и все эти удовольствия, которые тебя окружают, – то, конечно, в Одессе. Если ты в отчаянии или просто даже в какой-то хандре, тебя там не оставят в покое, пока ты не придешь в себя. Быть несчастным в Одессе – это что-то настолько противоестественное!

Алекс Дубас : Скажи, а ты позволяешь себе иногда путешествовать в одиночку?

Вера Полозкова : Обязательно. Для меня это основной способ пополнять исчерпанный ресурс. Люблю ездить поездами. Не очень далеко. В Питер, например.

Алекс Дубас : У меня тоже каждая третья или четвертая поездка случается в одиночку, и я понимаю, что иду на это сознательно. Пытался ответить себе – почему это наполняет? Проанализировал и понял, что в этот момент я полностью открыт для восприятия мира. Не нужно быть самым сильным для своего ребенка...

Вера Полозкова : ...Ну или что-то изобретать для любимой женщины. Мы сразу становимся менее маневренными, как только рядом появляется кто-то, за кого отвечаем. А когда­ ты путешествуешь один, судьба будто получает сигнал. И если вдруг у нее были припасены для тебя чудеса, как раз в тот момент они и происходят – ты вдруг попадаешь в череду потрясающих событий.

Алекс Дубас : Скажи, Вера, существует ли страна, которой ты больше не дашь шансов?

Вера Полозкова : Думаю, что без какого-то невероятного повода я не поеду в Египет. В некоторых местах там очень красиво, но я не люблю отельный отдых, не люблю «все включено». Не понимаю, зачем ехать, если ты не видишь местных жителей, если не знаешь ничего об их быте. В Индии, например, я живу в домике за 350 рупий в день, в котором нет горячей воды, а между крышей и стенами просветы такие, что все, кто хочет, заползают. Гекконы заходят на рассвете, и благодаря им понимаешь – шесть утра, можно вставать. Ты слышишь всех, кто там поет и каркает. И это все для тебя происходит. Вот для меня это мега-люкс-отдых.

Алекс Дубас : Подожди, у тебя там нет даже антимоскитной сетки? А вдруг заползет не маленький симпатяга геккон, а змея, например?

Вера Полозкова : Змея не дура и знает, что там, где люди, опасно. Но в местах, где мы живем, редко встретишь кого-то такого. Крокодил не придет, но может зайти корова – сжевать полотенце.

Алекс Дубас : Попадала в какие-нибудь забавные ситуации от незнания субкультуры местной?

Вера Полозкова : Никогда не забуду день моего знакомства с Гурудевом, наставником вайшнавов в России, которые также известны как кришнаиты (это устаревшее их название). Я много читала его книг, статей, он, кстати, русский – невероятный умница и большой знаток поэзии. И первое, что я сделала, когда его увидела, – я его обняла, конечно. В тот момент у всех окружающих со скрежетом, прямо как в «Матрице», падает лицо на пол. Я отскакиваю – он монах, и женщины не могут до него дотрагиваться. Это считается оскорбительным. Единственный человек, который не дрогнул ни единым лицевым мускулом, – это был он сам, дав мне понять, что ничего страшного не произошло. А все остальные стояли в таком ледяном ужасе, как будто я совершила на него покушение.

В Коломбо есть трехзвездочный отель, пропахший чем-то, там жил Антон Павлович Чехов. Я там всегда останавливаюсь

Алекс Дубас : А у меня была история, но в Таиланде, как-то рассказывал о ней в своей программе на «Серебряном дожде». Когда я на радостях в баре хотел оставить чаевые. А у них чеки, как у нас раньше, накалывают на такие специ­альные штыри. Я достал купюру в 1000 бат. Ты, кстати­, знаешь, что на ней изображен король Таиланда Рама IX, который умер в прошлом году? Он стоит с фотоаппаратом, и при увеличении видно, что это Nikon, его любимая модель. А король в Таиланде почитается как божество.

Вера Полозкова : И ты королем на этот штырь надел?

Алекс Дубас : Сначала я не подумал об этом. Но тут прекратилась музыка, все танцующие люди замерли.

Вера Полозкова : Ну, это практически то же самое – ты покусился на святое!

Алекс Дубас : Ситуацию спасла женщина-бармен. Она сняла­ купюру, заклеила ее и сказала: «Все нормально». Заиграла опять музыка, и все затанцевали.

Вера Полозкова : Но, конечно же, должно быть какое-то базовое уважение к тому, где ты находишься. Когда в древнем шиваитском городе, куда приезжают паломники со всей страны, вдруг видишь несознательную девочку русскую в шортах выше трусов, это поражает. А ты, конечно, ее аккуратно ловишь за руку и говоришь, что так просто нельзя.

Алекс Дубас : Слушай, а у тебя нет такого... Я, например, иногда сознательно останавливаюсь в гостиницах, где жили известные люди. Например, Сингапур, The Ruffles Hotel, там бывал Сомерсет Моэм. Или в Коломбо есть трехзвездочный отель Grand Oriental, пропахший чем-то, там жил Антон Павлович Чехов.

Вера Полозкова : Мне запомнилась гаванская «Бодегита» (бар La Bodeguita del Medio), где любил побухивать Хемингуэй. Там я тоже бахнула местной кайпириньи, пустившись потом в пляс с мэром мексиканского городка по имени Луис. Это было около восьми лет назад, я, кстати, неплохо танцевала тогда. И вот этот Луис в какой-то момент очень трогательно взял меня за руку и сказал, что он вдовец и мэр чудесного города, в котором 120 тысяч человек, и если вдруг я захочу изменить жизнь навсегда, то знаю, где его найти.

Алекс Дубас : Ну, у этого предложения нет срока давности, да?

Вера Полозкова : (Смеется.) Но знаешь, что еще меня пора­зи­ло – ребята-музыканты в этом баре выбивали ритмы на ослиной челюсти, используя ее в качестве перкуссионного инструмента.

Алекс Дубас : Да, что-то в этом есть. И я уверен, что при Хемингуэе тоже играли ослиной челюстью, и что Антон Павлович Чехов, глядя в окно из номера Grand Oriental Hotel, что выходит на порт, вдохновлялся тем же видом. Ну, может быть, подъемные краны были не железные, а деревянные. А так – ничего не изменилось.

Алекс Дубас — радио- и телеведущий, а теперь еще и писатель. В эфире его собеседниками обычно становятся люди известные и весьма уважаемые. Книга же для Алекса, скорее, искренний разговор с самим собой.

Алекс, ваша работа — это в основном встречи с интересными людьми. Есть человек, которого вы хотели бы пригласить на эфир?

Знаете, недавно с удивлением обнаружил, что мне гораздо интереснее люди, о существовании которых я и не подозревал, чем те, кто у всех на слуху. Наверное, единственный знаменитый человек, с кем хотел бы пообщаться, — это Тонино Гуэрра, итальянский сценарист, он работал сТарковским, Параджановым, Феллини, Антониони. Мне очень нравится, как он пишет, мыслит. Во многом настроение своей книги я уловил от него…

Вы говорите, что ваша книга «Правила аквастопа» — о мужчинах и женщинах, мужчинах и детях. Вы описываете свой неудачный опыт? Ведь ваш первый брак закончился разводом.

Да, но мы поддерживаем очень хорошие отношения, у нас растет сын, и друг о друге можем сказать только хорошее. Безусловно, не все было радужно и не обошлось без боли, но в общем и целом брак — хороший опыт. Просто так бывает, что проходит и любовь, и отношения, и нежность…

Что нужно делать для того, чтобы отношения не угасли?

А я не уверен, что вообще надо что-то делать. Если проходит любовь, не стоит за нее держаться до паранойи… Да, когда происходит разрыв, когда ты
разбит, одинок, такими неубедительными кажутся слова друзей, которые гворят, что все наладится. Но потом проходит время, и ты вдруг выныриваешь. И выныриваешь туда, где солнечный денек, где красивый лес, голубое небо. И ты понимаешь, что жизнь продолжается, и она не менее, а порой и более интересна, чем была! Все начинает крутиться, тренькать, звенеть. Так волшебно становится, что действительно понимаешь: а жизнь-то продолжается.

Есть мнение, что отношения — это тяжелый труд. Вы как считаете?

Категорически против. Вот есть два человека: у них любовь, одарил их этим бог. И причем здесь слово «труд»? Сразу представляю себе эту унылую семью: поздний ноябрьский вечер, сидят двое и пытаются что-то там на кухне выяснить: «В наших отношениях трещина, и нам надо потрудиться, чтобы их сохранить…»

Может быть, брак в наше время — отжившая структура? Тем более для таких свободных людей, как вы.

Нет, что вы!.. Да, по своей сути я довольно свободный человек. Но, к большому сожалению, и очень моногамный. Хотя, наверное, я бы не употреблял оборот «к сожалению», потому что смотрю на своих товарищей, которые вроде бы успешно женаты… И вот приезжают они по делам бизнеса из Риги в Москву. И им обязательно нужно погулять, оторваться — они же три ночи в Москве, в этом огромном мегаполисе с манящими огнями и возможностями. И я понимаю, что ничего за этим браком не стоит — только нарядный фасад. Для меня же в этом смысле: если живу с человеком, это и есть брак. Скреплен он батюшкой в церкви или печатью в загсе — дело второе, формальность. Хотя рано или поздно, наверное, надо будет соблюсти и эту формальность.

А для чего вообще мужчины женятся?

Ну, давайте так. Первое. Любому мужчине нужна муза. Даже если он не творец: не писатель, не режиссер. Для того, чтобы у него был огонь в глазах,
ему нужна подруга, которая его вдохновляет…

А может, есть и другие причины?

Есть, наверное, и другие. Но по большому счету все это не так уж и важно. Если в жизни мужчины есть муза, все остальное он способен сделать сам. Скажем, если твоя любимая не умеет готовить, то она вдохновит тебя так, что ты захочешь готовить сам. Или на то, что в вашем доме будет
работать самая лучшая домохозяйка в мире. Вдохновленный своей музой, ты станешь зарабатывать такое количество денег, что сможешь себе позволить все на свете. Вот мне кажется, главная задача женщины — вдохновлять мужчину на то, чтобы он был мужчиной. Все остальное приложится.

Вы лично встречали примеры идеальных браков?

Есть несколько таких пар, и их всех, наверное, можно объединить одним словом — «спокойствие». Совершенно без нервов, без истерик, без попыток друг друга переделать. Нельзя сказать, что все они одинаковые, но везде присутствует спокойствие в отношениях. Напомню вам известнейший афоризм Сент-Экзюпери: «Любовь- это не когда двое смотрят друг на друга, а когда двое смотрят в одну сторону».

Как складываются ваши отношения с 11-летним сыном?

Сразу акцентирую: вот вотношениях с ребенком нужна работа, она даже необходима! Я всегда нахожу на нас с Робби время, несмотря на то что мы живем в разных городах (я — в Москве, сын — в Риге). Но он часто приезжает ко мне или я к нему. И потом есть же «скайп». В Риге — маленькой, пряничной, чудесной Риге -все быстрее раз в десять. Мы приехали на каток — это час. «Теперь, пап, давай в бассейн!» Поплавали, сходили в аквапарк. Потом поехали в лес — там в избушке живет преподавательница по английскому языку. Еще успели где-то поужинать, а вечером — сходить в кино. Это преимущество небольшого города, города без пробок. В Москве такой ритм совершенно невозможен. Здесь за день мы успевали сделать что-то одно. Плюс в Риге еще и с экологией все в порядке -там нет ни одного завода, ни одна труба не коптит небо. Поэтому сыну там действительно лучше.

Когда вы в последний раз виделись с сыном, что делали?

Буквально недавно сын прилетал в Москву, жил со мной неделю. А у меня как раз случился какой-то совершенно невероятный объем работы, что время ему я мог уделить только перед сном, а в основном сын видел лишь мою спину, когда я уходил на радио или на телевидение. Но зато увидел он и результат моей работы, чем я занят.

Можете сказать: что самое приятное в отцовстве, а что самое сложное?

Самое приятное — когда видишь отдачу. Когда наблюдаешь сына в отношениях со сверстниками, с другими людьми, стоишь где-то сзади или за углом и слышишь, как этот маленький человечек выражает свои мысли. И в этих самых мыслях, в его словах, манерах ты находишь себя. Вот, наверное, что самое приятное. А самое сложное… У меня есть рассказ,"Моя первая рыбалка", он как раз о папе и сыне. И там есть такая мысль, что все мы эгоисты, мы любим себя. Но, когда рождается ребенок, ты понимаешь, что на планете Земля появился человек, который главнее тебя в принципе… Вы знаете, в момент рождения Робби я был рядом и, когда взял его на руки, понял: если сейчас вдруг, не дай бог, попаду в ситуацию, когда нужно будет отдать жизнь за него, я ни секунды не задумаюсь! То есть в момент рождения нового человека я стал готовым умереть сам. И если говорить о минусах, то это страх потери. Потому как не все зависит от тебя. Я бы не называл это негативом, но это самая главная боль.

ФОТО: КИРИЛЛ САМУРСКИЙ; ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА ГЕРОЯ

Телеведущий Дата рождения 29 мая (Близнецы) 1971 (48) Место рождения Рига Instagram @alexdubas

Своим жизненным примером Алекс Дубас подтверждает давно известную истину о том, что талантливый человек талантлив во всем. Он известен как телеведущий, журналист, писатель, путешественник и организатор различных творческих и светских мероприятий. До сих пор ведет активную общественную жизнь, проживая и работая в столице.

Биография Алекса Дубаса

Телеведущему 46 лет: он родился в Риге 29 мая 1971 года. С юных лет заинтересовался журналистикой и печатью, поэтому поступил в военное училище Львова, откуда вышел с дипломом военного журналиста. Интересно, что он служил на флоте и именно на корабле «Адмирал Кузнецов», который приобрел известность (в то время судно называлось «Тбилиси»).

В неофициальных кругах до сих пор ходят слухи о том, что настоящее имя Алекса - Алексей Топорков, и будто родом он из России. Однако эти сведения не нашли подтверждений.

Алекс увлекается не только телевидением. Недавно он поставил вместе с Михаилом Козыревым (продюсер, журналист, телеведущий) спектакль МКАД. В данном случае эта аббревиатура расшифровывается по первым буквам имени и фамилии его постановщиков.

Алекс Дубас сделал успешную карьеру телеведущего популярных российских телевизионных и радиопрограмм: он вел несколько передач на «России-К», «Моей планете». А в настоящее время работает на канале «Дождь». Там он ведет известную передачу «Что-то хорошее», которая дарит заряд хорошего настроения и дает простые советы, как настроиться на лучшее.

Алекс постоянно посещает литературные вечера, печатается в ряде изданий, а также планирует театральные проекты и ведет колонки в ряде глянцевых изданий. Дубас нередко является ведущим на культурных и светских мероприятиях, а также организует корпоративы. Словом, разносторонний и действительно интересный человек.

Личная жизнь Алекса Дубаса

О личной жизни Алекса долгое время было мало что известно. Однако недавно пришла новость о том, что он наконец взял в жены Ларису Кондратьеву, которую близкие люди называют просто Лисой. Она тоже родилась в Риге и имеет латвийское гражданство. Судя по фото в инстаграм, предложение девушке Алекс сделал во Флориде.

Алексей Топорков, уехавший в Латвию будучи учащимся 9 класса, стал гражданином этой страны под именем Алекса Дубаса, но живёт сейчас в России, где работает на радиостанции «Серебряный дождь» и ведёт собственную программу. Он знаменит своими сообщениями о мире искусства на телеканале «Культура», путешествиями по миру и созданием книги «Моменты счастья». Это только малая часть проектов, осуществлённых знаменитым журналистом и блогером. Женой Алекса Дубаса была до 2013 года латвийская актриса Агнеса Зелтиня.

Они познакомились в 2000 году и обвенчались через месяц после знакомства. Яркую талантливую блондинку Агнесу, одну из ведущих актрис Рижского театра, с первого взгляда очаровал Алекс, которого её мать назвала человеком-праздником. Агнесе в это время было уже 29 лет и она одна воспитывала дочь Марию. Их свадьба была великолепным праздником, на котором было много друзей. Для новобрачных пел Илья Лагутенко и выступала масса известных в Латвии режиссёров, актёров и диджеев. Свадебный пир состоялся в бывшем пионерском лагере - отеле «Sun Beach», куда молодых вместе с пастырем доставили на вертолёте.

После сказочной свадьбы началась обычная трудовая жизнь и новобрачная пара осталась жить в Риге. Счастья молодых не испортило даже то обстоятельство, что бывшая подружка Алекса, диждей Илона Крастиня, заявляла о своей беременности от него. Позже у неё в 2001 году родилась дочь. Алекс отказался от своего отцовства и генетического теста, который подтвердился только через несколько лет, во время истории с уголовным делом Алекса.

В 2001 году у Алекса и Агнесы родился сын Робий. Спустя время, в 2004 году произошла драка Алекса с его товарищем по работе - продюсером Ояром Гасманисом, во время которой Грасманис получил ножевое ранение, на 2 см. не доставшее до сердца. Алексу грозило до 15 лет заключения и это были тяжелейшие 4 месяца для его жены. Позже выяснилось, что Агнеса заплатила пострадавшему и дело было закрыто. Супруги Дубас покинули Латвию при первой возможности и обосновались в Москве.

Алекс сразу же начал работу на радио, его жена получила предложение сыграть разведчицу НКВД, немецкую баронессу в сериале «Человек войны», приуроченному к годовщине Великой Отечественной войны в 2005 году. Позже ей досталась роль в сериале «Встречное движение». В общей сложности Зелтиня снялась в 20 кинопроектах и оказалась затребованной актрисой в кино. Алекс во время своей работы в России осуществил массу творческих замыслов и добился широкой известности у российской публики.

В 1013 году Агнеса вернулась в Латвию, и тогда же стало известно о том, что эта семейная пара расстаётся. Актриса уехала в Ригу и поступила в труппу театра «Дайлес». В настоящее время она находится в США, где постигает премудрости продюсерской деятельности. Она нашла для себя счастье в союзе с другим человеком. Алекс, по сведениям прессы, женился на своей подруге, молодой рижанке Ларисе, которую в своём кругу все зовут Лисой. Бракосочетание произошло во Флориде, 11 ноября 2016 года.

Алекс Дубас родился и вырос на Волге, и никто из учителей его школы даже не подозревал, что мальчик со скромным именем Леша Топорков когда-то станет популярным. Единственное, чем он выделялся среди своих одноклассников, были "неуды" по поведению и игра в самодеятельном театре.

Звездная карьера Алекса Дубаса началась в Риге с издания газеты с эпатажным названием "Знамя капитализма Латвии". Но однажды печатное СМИ Алексу надоело, и он решил попробоваться на радио, позже - на телевидении. Получилось чрезвычайно удачно - сегодня он имеет самый высокий рейтинг среди рижских диджеев и стал одним из самых популярных людей латышского TV. Перед его обаянием не устояла даже красавица Агнессе Зелтыня. 1 сентября состоялось их венчание, разбившее сердца огромному количеству поклонников Агнессе и поклонниц Алекса.

"Нас будила сумасшедшая оперная певица"

Воспоминания о детстве у меня самые разнообразные. Помню пьяницу Тамарку с заднего двора, которая водила к себе мужиков, к неудовольствию моей бабушки и ее товарок; солдат, которые служили в военкомате и снимали у нас комнату, когда к ним приезжали жены... Непосредственно над нами жила бывшая оперная певица, которая сошла с ума. Она будила нас ариями - и это почему-то было здорово.

- Кто вас воспитывал?

В основном бабушка. Не в последнюю очередь - библиотека, куда я бегал проходными дворами, лавируя между "фурагами" и еще не помню кем - с расклешенными брюками. Потом был театрик - по тогдашней моде в подвале - с хорошим человеком Олегом Скивко, который был там режиссером. Он все что-то ставил, приглашал к нам гостей - типа бит-квартета "Секрет". Вместе с ними мы пили чай, играли на гитарах и просто радовались жизни. Впоследствии у Леонидова я пару раз брал интервью.

В школе - хорошие и отличные оценки при поведении "неуд". Моя жена-тевтонка этого просто не понимает.

- Наверное, "неуд" по поведению из-за не самых удачных, по мнению учителей, розыгрышей...

В общем-то, я вел себя хорошо, но, бывало, срывался - натура вылезала наружу. Тут-то и появлялись "неуды" и педсоветы. Однажды у нас была тема сочинения "Почему прозвища - это плохо?" Для наглядности я проиллюстрировал его кличками моих же преподавателей и одноклассников. За сочинение я получил "пятерку", его даже повесили в стенгазету - учительница по русскому у нас была "продвинутая", Кнопкой звали. Но некоторые учителя перестали здороваться, а самый главный хулиган, которого себе можно представить - он учился в 8 классе, и у него уже росли волосы из носа, причем пучками, сказал, что будет меня завтра бить. Это был хороший повод купить лыжные ботинки. Они же тяжелые - значит, в драке помогут. Вообще я их давно приметил, но денег не было, а ради такого случая я родителей уговорил.

В общем, обычное детство - как и все, был влюблен в Алису Селезневу и хотел быть похожим на принца Флоризеля.

- Свою первую девушку помните?

Конечно. Из-за формы лица я называл ее Грушей. А у последней, перед недавней женитьбой - Боже, как долго я искал свою любовь! - фамилия была Груша. Забавно, правда? Она работает манекенщицей в Барселоне. Мы с ней, кстати, познакомились на фестивале "Евровидение" в Копенгагене - она танцевала у испанского исполнителя.

"Не знаю, где тогда был Феллини"

После школы я поступил на заочное отделение филфака в университет им. Ломоносова в Питере. Оттуда меня забрали во флот. На Черном море, в Севастополь. Год прослужил водолазом ПДСС (противодиверсионные службы и средства. - Авт.). Недавно для интереса подсчитал - оказывается, в общей сложности я провел под водой три с половиной месяца. Когда попадал в наряд, случалось чистить вольеры дельфинов в севастопольском равелине и кормить их. Боевые дельфины, на мой взгляд, одно из самых ужасных изобретений человечества. Этим мудрым животным крепили на нос титановый клюв, который спокойно пробивал днище шлюпки. Дельфины патрулировали акваторию и, видя в воде человека, то есть вражеского аквалангиста, соответственно инстинкту выталкивали его носом на поверхность - убивали.

Попав в армию, я подумал, что чертовски глупо терять три года, и поступил в высшее военное училище в Львове на журналистику. Учили в Львове - дай Бог! В программе по зарубежной литературе у нас был Генри Миллер - и это в совковое-то время!

- Студенческое время обычно веселое...

Да. Помнится, к нам приводили настоящих балерин из Львовской балетной школы. Руководство наших организаций договорилось о совместном обучении бальным танцам - ведь из нашего училища порой выходили не только военные журналисты, но и атташе. А страну за границей, сами понимаете, надо представлять достойно. Я же там, помимо всего прочего, научился играть на домре - это что-то типа русской балалайки.

Особенно из того времени мне запомнилась одна история.

Под Львовом есть очень красивый женский монастырь. Мы мнили себя гардемаринами, львовские художницы на мансардах нас не интересовали, поэтому, взяв увольнение на два дня, мы поехали в экспедицию именно туда. Впятером. Август - фантастические запахи природы, безумно красиво! Подходим к воротам - сторож нас, разумеется, не пропускает. Оставаться с носом мы не собираемся, поэтому прыгаем через стену и попадаем прямо в огород, где монашки в это время собирают урожай. Девушки нас почему-то совершенно не испугались, мы тем более. Познакомились - они отвели нас к матери-настоятельнице Марии. Та внимательно нас оглядела и пригласила на ужин. А дальше - одна из самых красивых картин моей жизни. Невероятный закат. Трещат цикады. Ни с чем не сравнимый карпатский воздух. Огромный стол в монастырском дворе. За ним - пятеро курсантов-матросов в черной с золотом форме и удивительно красивые женщины в черных платьях с белыми воротничками. Вкуснейшее церковное вино. Мы ужинаем, читаем друг другу стихи и рассказываем истории. Где тогда был Феллини, я не знаю, но это были кадры из его картины.

"Начальство молчало и даже поощряло"

- Почему после училища вы уехали в Ригу? Национализма не боялись? Ведь русским от прибалтов немало доставалось и в советские времена...

Я не просто отправился в Ригу - я туда вернулся. Дело в том, что в 9 классе мы с мамой переехали в Ригу - моя мама вышла замуж за человека по имени Янис Дубас, который стал моим отчимом. Его фамилию я и решил взять в качестве псевдонима. Теперь в Латвии меня только как Алекса Дубаса и воспринимают, хотя по паспорту я по-прежнему Леша Топорков.

А национализм в Латвии - такой же миф, как медведи на Тверской. Это очень милая, спокойная и красивая страна. Русская речь звучит в столице чуть ли не чаще, чем латышская, и бытового национализма нет в принципе. А политики - они везде идиоты. Продвинутые русские ситуацию уже давно просекли и покупают себе особняки и квартиры в Риге и Юрмале. Только они никому об этом не говорят. И вы, пожалуйста, не говорите, а то страна все-таки маленькая...

- С чего вы начали свое "завоевание" Латвии?

С печатных СМИ, точнее, издания газеты "Знамя капитализма Латвии" - этакий коммерческий соц-арт за деньги. Прославляли капитал и бизнес. Например, была рубрика "Лучший капиталист месяца", "Лауреат ананаса и рябчика". Вручали какому-нибудь бизнесмену копченую курицу и ананас, фотографировали его и писали панегирик. Было забавно. Газету издавали за свой счет, при этом далеко не бедствовали, но однажды она нам просто надоела. В это время появились первые независимые FM-станции, и мне захотелось попробовать себя на радио... - Карьера на радио продвигалась быстро?

Пожалуй. Сначала трудился в ночном эфире, потом в престижном утреннем шоу. Перестраивался, наверное, год. А потом несло в эфире уже без остановки. Порой смотрю - две песни за час всего оставил. Но ничего. Главное - смешно. Что сегодня рассказывать о радио, я просто не знаю. Это моя жизнь, которой я посвятил последние семь лет. Вести эфир приходилось во все отрезки суток, и, к счастью, всегда была возможность делать только то, что "по душе". Хотя "по душе" мне было самое разное - от эстетских бесед о Серже Гинзбуре, Париже 20-х, современной японской электронной музыке до шоу типа "Уколок наркомана" или блока нецензурной музыки с творцами вроде Александра Лаэртского.

Ну, например, чего стоит только наше знакомство с консулом Молдавии. Я в эфире как-то шутил, что молдавский президент Мирча Снегур живет летом в правительственном холодильнике, откуда и правит страной. Мой выпад не прошел незамеченным. Меня вызывает начальство. Говорят: "Сейчас приедут из посольства, и мы будем, как де Тревиль своих мушкетеров, тебя при них ругать. Ты обязательно извинись. А так - молодец". Молдавский консул оказался на удивление нормальным парнем - с чувством юмора. Дружим и сейчас. Вот совсем недавно передал мне бутылочку коньяка и натуральные соки.

А как-то у меня в эфире выступал Илья Лагутенко. Но не в качестве себя, а как юноша из города Елгавы, который умеет подражать голосам знаменитостей и звукам животных. В общем, прикол полный. В эфире настоящий Лагутенко, а все думают, что просто талантливый парень. А мы еще со специальных дисков для пущей убедительности ставим рычание львов, жужжание пчел, крики обезьян. И слушатели нам верят... А актер Евгений Гришковец, мой друг, "косил" в эфире под популярного писателя Бориса Акунина и так гнал, что Сергей Курехин обрадовался бы.

- А эпатажем часто балуетесь?

Раньше было - ел в эфире "Педигрипал", принимал роды. Даже устраивал секс в режиме on-line, причем настоящий - при помощи радиослушателей. Все это - азы радио, ведь каждый пытается прославиться, шокируя общество.

"В эфире я стараюсь быть собой"

- Вы в эфире и в жизни похожи?

Да, в эфире стараюсь быть самим собой. Например, если не выспался после какой-нибудь вечеринки, то честно признаюсь: "Голова болит, во рту сухо, говорить буду мало, шутить мрачно, но хорошую музыку обещаю". Слушатели все понимают и ценят мою искренность. Я считаю, что мода на цинизм и футляры прошла. Приходит время откровенности, незащищенности. Возьмите, например, спектакли Гришковца, недавно вышедший фильм Жана Жене "Амели" или модную музыку "лаунж". Супер!

Вообще мне всегда была интересна психология человека - если верить гороскопам, еще с прошлой жизни. И своей работой я всячески пользуюсь для того, чтобы ее лишний раз поизучать.

- До создания собственной психологической теории дело не дошло?

Нет, но зато уже можно уверенно делать некоторые выводы. Вот, например, веду вечерний эфир, люди сообщают мне городские новости типа "я только что ехал в автобусе с пьяным контролером", и вдруг кому-то из радиослушателей я выдаю: "Вот ты мне говоришь о какой-то ерунде - не знаешь, как с девушкой познакомиться, а мне только что позвонила соседка и сказала, что моя жена привела любовника. Он, сволочь, пришел в шляпе и с тортом, а мне еще два часа работать. Представляешь, каково - мне там рога наставляют, а я сижу здесь и ставлю дурацкие пластинки! Что делать, блин?"

Звонки посыпались моментально - эфир был буквально парализован. "Пацаны" предлагали завалить лоха, одинокие девушки - свою моральную поддержку, простые рижские семьи отпускали домой - "музыка, мол, пусть сама по себе играет, неужели мы вас, Алекс, будем удерживать?" А через пару дней я радостно поделился со слушателями тем, что познакомился с фантастически прекрасной девушкой и сегодня мы с ней идем в оперу! Результат - пара звонков от ревнивых радиослушательниц...

Вывод из этого напрашивается следующий - человеческой природе свойственно сострадание, поэтому люди любят, когда другим плохо. Это дает им возможность благородно себя проявить или повысить самооценку. Не дай Бог оказаться в больнице - все будут сочувствовать и буквально завалят фруктами. А вот успех у большинства вызывает, увы, ревность.

- Встреч со знаменитостями у вас, наверняка, было немало...

Это точно. Назвать всех просто невозможно - места не хватит. Попробую навскидку. Пугачева, Киркоров, Орбакайте, Земфира, Лагутенко, Валерия, Лена Перова, Гребенщиков, Бутусов, "Премьер-министр", Маргарита Терехова, Михалков, Певцов, Антонов, "Маски-шоу", Ванесса Мей, Пьер Карден, Танита Тикарам, Киселев, Миткова, Танич, Каспаров, Шура... С некоторыми интервью прошли "никак", с другими - очень здорово. Были и такие, кто мне откровенно не понравился. "Агату Кристи", например, я просто выгнал из студии. Так и сказал им в эфире: "Пошли вон, хомяки!" А с кем-то, наоборот, сблизился и даже подружился. Илья Лагутенко - желанный гость на всех моих праздниках, а Земфира на новоселье даже подарила мне пылесос.

- А какую музыку вы слушаете? Или за день она вам так надоедает, что вне работы вы сидите в тишине?

Нет. Музыку я люблю, причем самую разную. В машине предпочитаю Цезария Эвора, Никола Конте, французского диджея Джимитрия. Нравится последний альбом REM. Когда нет жены, тайком слушаю "Ленинград". Вот у кого хороший PR. При всем своем мате - стайлинги в GQ, Рlayboy, Om...

- Вас можно не только послушать, но и увидеть - на телевидении...

Да. Оценив мою коммуникабельность, как-то мне предложили вести передачу на TV. Сначала я был главным в шоу типа "Угадай мелодию", только о кино, на государственном канале. Сейчас веду более серьезную, но все же с некоторой долей идиотизма - без этого в наше время никуда - программу "Большая примерка". Рассказываю людям о моде, модной жизни, музыке и искусстве.

"Медленно посчитайте до десяти, а потом - дубасьте"

- О красоте и популярности вашей жены Агнессе Зелтыня ходят легенды. Как вам удалось покорить такую женщину?

Нас познакомил мой друг - великий российский актер Евгений Гришковец. Весной этого года он приехал в рижский "Новый театр", где играет моя Агнессе, на гастроли. До этого я никогда не ходил в латышский театр, а она - не слушала русскоязычное радио. А тут я решил навестить своего друга - и в это же время посмотреть на его работу пришла Агнессе. Так мы встретились и больше уже никогда не расставались.

- И вы, и ваша жена являетесь популярными персонажами рижской светской хроники. Наверняка, о вашей свадьбе писали все газеты...

Писать-то писали, но постфактум, потому что в загс мы отправились втайне. Кстати, пожениться мы решили всего через месяц после знакомства. Свидетелем у меня был мой друг Сергей Саркисов, парикмахер. В прошлом году у него на свадьбе я был тамадой. Он женился на Агнессе Золотаревой, танцовщице балета "Тодес". Зелтыня же, к слову, переводится с латышского как "золотце" - правда, забавное совпадение?

Медовый месяц мы провели на яхте в Средиземном море, периодически заплывая в греческие и турецкие города и деревушки. По возвращении из путешествия решили рассекретиться и повенчаться, пригласив на это событие друзей и близких. Накануне венчания я чувствовал себя Гаем Ричи, который для американцев, прежде всего, муж Мадонны. Ведь для латышской публики я в первую очередь - вторая половинка Агнессе Зелтыня.

- Обряд венчания проходил по католическим обычаям?

Да. Венчал нас духовник Агнессе и Марии - пастор Рональд Мелкерс. В основном служба проходила на латышском, но, учитывая интернациональный характер происходящего, Рональд вставил в службу несколько русскоязычных эпизодов. В том числе... и анекдот. Об ангеле-хранителе, который дважды спас человеку жизнь, но не сумел уберечь от несчастной женитьбы. Анекдот, конечно, из двусмысленных, но вышло весело и совсем не помешало нам поклясться друг другу в верности. Как только наш брак освятили, мы отправились прямо в облака. На вертолете, вместе со священником...

- Но в гости, я думаю, вы направились не к Господу Богу, а к кому-то поближе... - Верно. Мы полетели в популярный отель Sun Beach, бывший пионерский лагерь. Там пастор провел для ожидавших нас гостей краткую версию венчания. В заключение - грандиозный салют. После взял слово наш "сводник" и тамада Евгений Гришковец, который заявил, что вообще-то у него сегодня, то есть 1 сентября, день рождения бабушки, но поскольку она все равно уже родилась, он предпочел провести этот день на свадьбе друзей.

- А кто еще из знаменитостей был у вас на торжестве?

Мой друг Илья Лагутенко. Вместе со своей группой он исполнил "брачный" гимн "Невеста": "Как же тебе повезло..." Потом они очень активно поддерживали крестного Агнессе, сыгравшего свой латышский репертуар...

Потом - Юрис Жагарс, режиссер Нового театра Алвис Херманис, Регина Лочмеле, продюсер радио SWH+, на котором я, собственно, работаю. Естественно, было много ди-джеев и актеров - род занятий жениха и невесты к этому явно располагал.

- Без оригинальных подарков не обошлось?

Да. Антон Зелтыньш, папа Агнессе и по совместительству известный ювелир, для нас выковал оригинальные золотые кольца, а для гостей - 100 памятных медалек из латовых монет Первой Латвийской республики. Братья-диджеи подарили мне "Латышские народные песни", а Агнессе - "Озорные частушки".

Кстати, на то, что Агнессе выходит замуж за меня, русского, ее папа отреагировал вполне спокойно, справедливо заметив, что самое главное - чтобы мы друг друга любили. Даже дал "добрый" совет старого рыбака. "Разгневавшись, сначала медленно посчитайте до десяти и только потом, если желание не пропадет, - дубасьте. Я всегда так делаю, когда щуку подсекаю", - торжественно заявил он.

- Свадьба, насколько я понимаю, прошла очень весело. А как молодожены чувствовали себя наутро?

Утром нас разбудил последний "заблудившийся" залп фейерверка. Агнессе встретила новый день, как и положено в пионерском лагере, в пионерской форме и красном галстуке, подаренными ей накануне директором Sun Beach. Как новоиспеченная хозяйка, угощала наваристой солянкой. От переполнявших меня чувств я запел: "Близится эра светлых годов. Клич пионера - "Всегда будь готов!"...

- Ну и к чему же вы сейчас готовы?