Охранник ахмад шаха масуда николай быстров. Затерянные в Афганистане: истории солдат советской армии, оставшихся в плену на всю жизнь

Тринадцать лет назад мир потрясла новость. В Афганистане был убит легендарный полководец - Ахмадшах Масуд. Рассказывает журналист \"Озодагон\".

9 сентября. Этот день для таджикистанцев и таджиков одновременно радостная и печальная дата. Радостная, потому, что с 1991 года ежегодно Таджикистан отмечает день своей независимости.

Печальная дата, потому, что 9 сентября 2001 года был убит легендарный таджикский полководец, лидер, политик, стратег - Ахмадшах Масуд.

Ахмадшах был противником того, чтобы судьбу Афганистана решали другие страны, поэтому у него было много врагов. Благородство Масуда как воина было в том, что он воевал за идею, за то, чтобы судьбу Афганистана решили сами граждане этой страны, а не диктовали бы правила извне. Он воевал бы с любым, кто попытался посягнуть на целостность его страны.

«Если от Афганистана останется кусок земли размером с мой паколь, то я буду его отстаивать и бороться за него», говорил он.

Международный обозреватель «Российской газеты» Владимир Снегирев, который неоднократно встречался с Масудом, писал так: «Он провел в горах, не выпуская из рук оружия, почти двадцать пять лет. Двадцать пять! Западные военные аналитики считают Масуда самым выдающимся партизанским командиром ХХ столетия».

Ахмадшаху Масуду пришлось воевать и с СССР, и с талибаном, который на тот момент спонсировался Западом. Интересно то, что на сегодняшний день американские солдаты теперь сами воюют в Афганистане против талибов.

И еще одно интересное совпадение – через два дня после убийства Масуда, 11 сентября 2001 года в США в здании Всемирного торгового центра в Нью-Йорке (башни-близнецы) был совершен теракт.

Здесь и обвинять некого – факты говорят сами за себя. Более того, в то время Ахмадшах решил сотрудничать с Россией в борьбе против талибов. Необходимо заметить, что была договоренность о предоставлении российского вооружения, а не солдат и офицеров.

Воин и Лидер. Несколько слов о Великом таджике
Аркадий Дубнов, эксперт по Центральной Азии, журналист, политолог:

Впервые Ахмад Шах Масуда я увидел, если не ошибаюсь, в 1994-м, когда сопровождал в журналистском пуле министра иностранных дел России Андрея Козырева во время его визита в Афганистан. Это было в Кабуле, который тогда занимали моджахеды, а президентский пост занимал профессор Бурхануддин Раббани. Масуд был министром обороны и фактически, хозяином Кабула.

В стране шла гражданская война между различными группировками моджахедов, Исламскому обществу Афганистана(ИОА), объединявшим, главным образом, афганских таджиков во главе с Раббани и Масудом, противостояла влиятельная пуштунская Исламская партия Афганистана(ИПА), созданная Гульбеддином Хекматиаром. Сам Хекматиар, получивший после прихода моджахедов к власти в Кабуле, получил должность премьер-министра, но вынужден был сидеть в своей штаб-квартире в Чарасиябе, в нескольких десятках километров от Кабула, куда также Козырев вынужден был нанести визит.

Удивительно, но из трех лидеров именно Масуд в ту встречу запомнился мне меньше всего. Он был молчалив и держался в тени, как будто давая понять, что политика не его дело. Однако, весь его вид, гордая осанка, выразительные глаза на худощавом лице, говорили сами за себя, - перед нами был Воин и Лидер.

Поговорить с Масудом в относительно спокойной обстановке удалось только в 2000-м в Душанбе. Тогда я сопровождал своего друга Бориса Шихмурадова, бывшего тогда министром иностранных дел Туркмении. Пытаясь остановить войну в Афганистане между талибами и моджахедами, он объезжал все столицы региона, из Ашхабада через Тегеран, Кабул, Исламабад - в Душанбе.

Там нас ждал Ахмадшах, если не ошибаюсь, в гостинице (кажется, она тогда называлась «Душанбе») .Помню эту встречу хорошо, остались даже фотографии, правда, не слишком удачные… Масуд в своей неизменной шапке-«пуштунке» был спокоен, улыбчив, уверен в себе и очень дружелюбен. Мы говорили, разумеется, об Афганистане, его взгляд на ситуацию в стране выглядел предельно четким: «талибы такие же, как и мы, афганцы, мы не с ними воюем, наш враг в Пакистане, оттуда нам не дают покоя, а с талибами мы сумеем договориться, только бы нам не мешали…».

В последний раз я ждал Масуда в конце августа – начале сентября 2001 года, когда после полуторанедельного пребывания в родном для него Пандшере, мы с коллегой из Казахстана Искандером Аманжолом, не дождавшись там с ним встречи, перелетели на вертолете в Ходжа-Багаутдин у таджикской границы. Здесь мы тоже в ожидании Ахмадшаха, провели несколько дней в одной крохотной комнатушке гостевого дома во дворе, где была расположена одна из его ставок.

В той же комнате рядом с нами спали два араба, представлявшихся тележурналистами из Лондона, с одним из которых мы изредка общались. Второй был угрюм и молчалив. Им было тоже обещано интервью с Масудом. Дул, редко прекращаясь, «афганец», погода была нелетной, прилет Ахмадшаха все время откладывался, а у меня кончались командировочные, денег едва хватало на дорогу домой. 3 сентября мы с Искандером, воспользовались оказией, - улетал вертолет на другой, таджикский берег Пянджа…

До Москвы я добрался только 9 сентября.
В такси из Домодедово зазвонил мобильный.
- Ты где?! - в трубке взволнованный голос Дододжона Атовуллоева.
- Подъезжаю к Москве, отвечаю, - а что случилось?
- На Масуда покушение сегодня было, какие-то арабские журналисты…, телекамера взорвалась…
- Где?
- В Ходжа –Багаутдине. Ты был там?
- Был-был…С Масудом что?
- Сообщают, что тяжело ранен, перевезли в Душанбе, в госпитале, говорят, есть шанс…

Почему-то понял сразу: это были «наши» арабы. И так же стало ясно, что Великого таджика уже нет в живых. Хотя вплоть, если не ошибаюсь, до 15 сентября его соратники утверждали, что врачи еще борются за его жизнь.

А спустя два дня после убийства Масуда наступило 11 сентября, атака террористов на башни-близнецы в Нью-Йорке…

Мир стал другим.

Еще через год британский Скотланд Ярд пригласил меня в Лондон в качестве официального свидетеля по делу об убийстве лидера Северного альянса Афганистана. Впрочем, вскоре, это дело благополучно закрыли…

Но это уже, как говорится, другая история.
На память о двухдневном допросе(очень уважительном и деликатном), который мне учинили британские следователи в моем архиве остались прокатанные мои пальчики и книжка на английском, посвященная Пушкину(!). На вопрос констеблям, зачем им отпечатки моих пальцев, ясно же полное мое алиби, они, улыбаясь ответили: «чтобы еще раз доказать, что этих отпечатков нет на вещах этих арабов…».

А «Пушкина» мне они подарили, объяснив, что это единственный хороший по их мнению подарок, который они могли купить на распродаже за один фунт стерлингов, больше им британская казна не позволяет тратить.

Мухиддин Кабири, председатель ПИВТ:
С Ахмадшахом Масудом не беседовали ни разу, к сожалению. Только один раз его увидел в одной из мечети города Душанбе во время пятничного намаза. Собирался после намаза встретиться с ним, но он быстро ушел. Потом не было случаев увидеться и поговорить с ним.

О Масуде из разных источников:
Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, в свое время воевавший в составе контингента советских войск, очень хорошо знал Масуда как военачальника и встречался с ним в Душанбе.

Ахмад Шах, это, безусловно, незаурядная личность. В годы войны в Афганистане он вызывал своим благородным поведением уважение у многих советских офицеров и генералов, тем, что никогда не наносил ударов в спину.

Владимир Снегирев, международный обозреватель «Российской газеты»:

Не все нравилось мне, \"шурави\", в его ответах. Так, например, несколько раз в его рассуждениях промелькнула мысль о необходимости объединения всех таджиков, живущих по обе стороны Пянджа. Но, честно признаюсь, с первых же минут я был ошеломлен светом, исходившим от этого человека, его глазами, манерами, умением вести беседу. Я очень скоро понял, что Масуд - это не просто удачливый командир крупного вооруженного формирования, а выдающаяся личность. Такие люди рождаются для того, чтобы круто менять ход исторических процессов.

Николай Быстров, советский военнопленный, в последствии ставший личным охранником Масуда:

О нем говорили, что он здоровый как бык, в 2 метра, весом 130 кг, но когда я его увидел, то понял что это совсем не так, Масуд был худощавым, но очень жилистым и выносливым. Но вот в плане духа, он был здоровее всех, никому точно не уступал, это был бесстрашный воин и лидер. Потом я узнал, что он является мастером спорта по восточным единоборствам.

Александр Князев, доктор исторических наук, эксперт по Центральной Азии:

Думаю, не будет преувеличением сказать, что с точки зрения истории Масуд для Афганистана и всего региона Центральной Азии, для Среднего Востока – это уже символ целой эпохи. Это знаковая личность, стоящая в одном ряду с Ясиром Арафатом – для Ближнего Востока, Эрнесто Че Геварой или Фиделем Кастро – для Латинской Америки… Для самого Афганистана – один из ведущих командиров движения моджахедов 1980-х годов в масштабе всей страны, и однозначный лидер борьбы с талибами в 1990-х…

… Вполне в духе известных слов Черчилля: в политике нет вечных друзей, есть вечные интересы… В этом их достаточно важное отличие от Ахмад Шаха Масуда: у меня спустя десять лет осталось убеждение, что у него кроме интересов были еще и принципы…
Сын Ахмадшаха - юный Ахмад, вспоминает последний урок, который преподал ему отец перед последним вылетом в Ходжа-Багаутдин.

От коренных афганцев «шурави» отличались лишь немного более светлым цветом кожи, а также багажом знаний, полученным в учебных заведениях СССР

Несколько дней назад информационное пространство России взорвала новость о том, что членам поисковой группы удалось обнаружить в Афганистане человека, который с высокой долей вероятности является советским летчиком, сбитым в далеком 1987 году.

По словам руководителя союза десантников России, генерал-полковника Валерия Востротина, об этом стало известно во время проходившей в Подмосковье ежегодной церемонии вручения премии «Боевое братство - Battle brotherhood» - «Боевые сестры - Battle Sisterhood».

Затерявшиеся во времени и пространстве

Война в Афганистане. Намаз ФОТО: Vladimir Gurin/TASS

За 10 лет Афганской войны при различных обстоятельствах в плен к моджахедам попали 417 советских военнослужащих. Большинство из них при помощи обменов военнопленными удалось вернуть домой, а многие погибли под пытками или были убиты при сопротивлении своим истязателям.

Часть солдат перешла на сторону врага, а некоторые после нескольких лет плена и идеологической обработки приняли ислам, став полноценными жителями загадочной горной страны, называемой Афганистаном.

На сегодняшний день известно, как минимум, о семерых советских военнопленных, принявших Ислам и воевавших на стороне неприятеля. Трое из них вернулись в Россию, а четверо ассимилировались в Афганистане, считая эту страну своей новой Родиной.

Мы расскажем о судьбах всего двух советских военнопленных, которые спустя долгие годы могли вернуться домой. Но каждый из них воспользовался такой возможностью по-разному.

Русский «моджахед» Николай (Исламуддин) Быстров

Русский «моджахед» Николай (Исламуддин) Быстров ФОТО: кадр из видео

Призванный в 1984 году в советскую армию Николай Быстров после короткой подготовки вместе с товарищами был направлен в Афганистан, где должен был заниматься охраной аэродрома в Баграме.

Существовавшая в части и поддерживаемая командованием дедовщина сыграла с парнем и еще двумя молодыми бойцами его призыва злую шутку. В один из дней трое молодых бойцов по приказу «дедушек» отправились в ближайший кишлак, откуда должны были принести чай, сигареты и… наркотики.

По нелепому стечению обстоятельств по той же дороге проходила группа афганских моджахедов, которые без труда взяли советских солдат в плен.

Пытавшемуся сопротивляться Николаю прострелили ногу, после чего отделили от товарищей и отправили в горы.

В родной части Николая, как это тогда было принято, солдат объявили дезертирами, которые самовольно с оружием покинули расположение части и их ожидал неминуемый трибунал.

Именно трибуналом и пугал Николая Быстрова командир отряда Ахмад Шах Масуд, убедивший парня принять ислам и перейти на сторону моджахедов. Оказалось, что бывший советский двоечник на фоне бойцов его отряда обладает обширными знаниями, очень внимателен к мелочам и прекрасно обучен стратегии ведения ближнего боя.

Всего через несколько лет научившегося говорить на дари Исламуддин (именно такое имя дали Николаю при принятии ислама) стал одним из телохранителей Ахмад Шаха Масуда, и очень уважаемым человеком в отряде.

Он понимал, что вернуться на Родину и увидеть родных у него вряд ли получится. Поэтому в начале 1990-х годов женился на дальней родственнице Шаха Масуда.

Все изменил 1992 год, когда в Российской Федерации приняли закон об амнистии советских граждан, воевавших на стороне афганской оппозиции. Кто принес эту новость в дом Исламуддина, неизвестно, но он решил, что обязан вернуться домой и увидеть членов своей семьи.

Возвращение в 1995 году в родной Усть-Алабинск Краснодарского края было сложным и дорогостоящим. Николай воспользовался помощью дипломатического представительства России, которое заявило о готовности помочь возвращению домой каждого бывшего военнопленного.

Его мать к тому времени умерла, не дождавшись возвращения сына, которого считала без вести пропавшим. Но Николай перевез в Усть-Алабинск беременную жену, которая уже в России родила ему дочь и двоих сыновей.

Сегодня он работает простым грузчиком на складе. Он благодарит судьбу за то, что благодаря усилиям многих совершенно чужих ему людей смог вернуться домой, а не скитается до сих пор на чужбине.

Добровольный невозвращенец Сергей (Нурмомад) Красноперов

Война в Афганистане ФОТО: Виктор Драчев/ТАСС

Призванный в советскую армию в 1983 году уроженец Кургана Сергей Красноперов, считался опытным солдатом, прослужив в Афганистане чуть больше года. Однако, приобретая опыт, Сергей терял обычную солдатскую дисциплинированность.

Став «дедушкой» и почувствовав определенную свободу, он наладил связи с местными жителями - начал обменивать армейское имущество на спиртное и наркотики, а когда командование обнаружило недостачу, с оружием в руках дезертировал, пытаясь избежать заслуженного наказания.

В Афганистане высоко ценятся мастера в области любых ремесел, а у парня, получившего при принятии ислама имя Нурмомад, оказались «золотые» руки. Он без труда чинил любые типы стрелкового и артиллерийского оружия, а за помощью к нему обращались командиры сразу нескольких афганских банд.

Один из лидеров афганской оппозиции Абдул-Рашид Дустум сделал бывшего советского солдата своим личным телохранителем, доверяя ему даже больше, чем самому себе.

После вывода советских войск из Афганистана Сергей Красноперов женился на местной жительнице и поселился в городе Чагчаран в провинции Гор.

В 1994 году по дипломатическим каналам удалось обеспечить его встречу с матерью, для чего женщину специально привезли в Афганистан. Но Сергей-Нурмомад так никому и не поверил, считая, что в России для него готовится ловушка. Он категорически отказался возвращаться домой, о чем написал официальное письмо правительствам РФ и Афганистана.

Сегодня Нурмомад Красноперов работает прорабом бригады, занимающейся добычей щебня, а также исполняет обязанности электромеханика на местной гидроэлектростанции. Пользуется авторитетом у правоверных мусульман, имеет шестерых детей.

В 2013 году ему вновь предложили вернуться в Россию. Сергей Красноперов честно признался, что совершил ошибку в 1994 году, но вернуть прошлое не реально. Все его ближайшие родственники, проживавшие в Кургане, умерли, а полноценная семья проживает в одной из глинобитных мазанок афганского городка Чагчаран.

Не судите, и не судимы будете

Ветераны афганской войны ФОТО: Нозим Каландаров/ТАСС

Афганская война покалечила и сломала судьбы тысяч советских граждан. Кто-то стал героем, кто-то преступником, а кто-то так и остался обычным человеком, которому хотелось любым путем сохранить свою жизнь.

Сегодня нужно с уважением относиться к выбору людей, не по своей вине затерявшихся на чужбине. Как говорится, не суди, да не судим будешь. Но каждый из наших соотечественников должен получить право и возможность сделать принять это решение, а не чувствовать себя брошенным родной страной в таком далеком и неоднозначном Афганистане.

Рассказ о судьбе кубанца Николая Быстрова, бывшего советского военнопленного в Афганистане и бывшего телохранителя Шаха Масуда, лидера моджахедов.

Детство и юность Николай Быстров провел на Кубани, молодость — в горах Афганистана. Вот уже 18 лет он снова на родине — если считать родиной то место, где ты родился. А если родина там, где ты стал самим собой, то Исламуддин Быстров потерял ее безвозвратно — как миллионы россиян потеряли в 1917 году свою Россию. Нет больше того Афганистана, в котором солдат Николай Быстров стал моджахедом Исламуддином, где он обрел веру и товарищей, где он женился на прекрасной женщине, где у него был могущественный покровитель, который доверял ему свою жизнь, и где у его собственной жизни был смысл — в верности и в служении.

«Вы, наверное, на жену захотите посмотреть? — спрашивает Быстров по телефону. — Она же у меня афганка». Жена-афганка, на которую обычно приезжают «смотреть», представляется тихой и пугливой женщиной в шароварах и платке, подающей чай гостям и быстро исчезающей на кухне. Но Одыля меньше всего похожа на тех женщин, которых мы привыкли видеть в репортажах из Афганистана. В квартире на Рабочей улице Усть-Лабинска меня встречает веселая и уверенная в себе красавица в красной атласной блузке и узких брюках, с макияжем и бижутерией. Двое сыновей играют в компьютерную стрелялку — я вижу, как на экране мигают контуры раненых солдат в камуфляже. Дочь идет на кухню заваривать чай, а мы садимся на диван, покрытый белым леопардовым плюшем.

«Мы тоже двоих успели уложить, — Быстров начинает рассказ о своем афганском плене: армейские “деды” отправили его в самоволку в ближайший кишлак за продуктами, а моджахеды устроили засаду. — Но мне повезло, что я попал к Ахмаду Шаху Масуду, в партию “Джамет-Ислами”. Другая партия, “Хезб-ислами”, хотела меня отобрать, была перестрелка, семь человек между ними погибло”. Одыля закидывает ногу на ногу, обнаруживая на щиколотке блестящую подвеску, и с вежливым равнодушием готовится слушать боевые истории мужа. “Я вообще не знал, кто такой Шах Масуд, — говорит Быстров. — Прихожу, а они там сидят в своих афганских шароварах, в чалмах, плов едят на полу. Я захожу раненый, грязный, перепуганный. Выбрал его, перехожу толпу прямо через стол (а это же грех!), здороваюсь, а меня сразу за руку хватают. “Откуда ты его знаешь?” — спрашивают. Говорю, я его не знаю, просто увидел человека, который выделяется среди других». Ахмад Шах Масуд по прозвищу «панджшерский лев» — лидер самой влиятельной группы моджахедов и фактический правитель северных территорий Афганистана — отличался от других моджахедов некоторыми странностями. Например, он любил читать книги и предпочитал лишний раз не убивать. Собрав пленных из разных районов, он предложил им вернуться на родину или перебраться на Запад через Пакистан. Почти все решили идти в Пакистан, где вскоре и погибли. Быстров заявил, что хочет остаться с Масудом, принял ислам и вскоре стал его личным охранником.

Мальчишек прогнали из комнаты — только младший иногда совершает набеги за конфетами. Дочь Катя вернулась с кухни с чашкой зеленого чая, Одыля кидает в чай сухой имбирь и отдает мне. Интересуюсь, читает ли она, что пишут про мужа. «Политика меня не интересует, — говорит Одыля на хорошем русском, но с заметным акцентом. — У меня же дети! Мне интересно, как готовить вкусную еду, воспитывать детей и делать ремонт». Быстров продолжает: «Масуд же не простой человек: он лидером был. Я русский, а он мне доверял. Все время с ним был, в одной комнате спал, с одной тарелки ел. Меня спрашивали: может, ты за какую-нибудь заслугу получил его доверие? Какая глупость. Я заметил, что Масуд не любил тех, кто шестерит. И никогда не убивал пленных». Услышав суждение о благородном Масуде, Одыля перестает скучать и вступает в беседу: «У Масуда были причины, чтобы не убивать. Я же работала офицером, обменивала пленных».

Одыля — таджичка из Кабула. В 18 лет она пошла работать — была, как она говорит, «и парашютистом, и машинистом», поступила на службу в Министерство безопасности. «Масуд вот что неправильно делал: мы ему четыре человека давали, а он нам — только одного, — говорит она. — Другие лидеры оппозиции тоже меняли, потому пленных и не убивали, чтобы своих спасти. А если, например, какой-нибудь генерал, большой человек в плен попадал, то мы отдавали за него десять пленных». Николай подтверждает ее слова: «Они просили обмен с моджахедами и за одного своего отдавали четырех наших». Я начинаю путаться, сколько было «наших», один или все-таки четыре, и Одыля поясняет: «Я афганка, была на стороне правительства, а он, русский, на стороне моджахедов. Мы коммунисты, а они — мусульмане».

Когда Одыля организовывала обмен пленных, а Николай, ставший Исламуддином, ходил с Шахом Масудом по Панджшерскому ущелью, Быстровы еще не были знакомы. В 1992 году моджахеды захватили Кабул, президентом стал Бурхануддин Раббани, а министром обороны — Шах Масуд. Одыля рассказывает, как некий моджахед, ворвавшись вместе с другими в министерство, потребовал, чтобы она немедленно переоделась: «Я жила свободно. Ни паранджи, ни платка у меня не было. Короткая юбка, одежда без рукавов. Пришли моджахеды и сказали: “Одевай штаны”. Я говорю: “Откуда у меня штаны?!” А он свои снимает и отдает — у него снизу другие были, типа лосин. И платок, говорит, быстрее одевай. Но у меня не было платка, поэтому они дали шарф, который сами носят на шее. Потом я иду по городу, а пули сыплются со всех сторон, прямо возле ног падают…»

После того как власть поменялась, Одыля продолжала работать в министерстве, но однажды к ней пристал какой-то мужчина, и она ударила его ножом. «Начальник сказал, что отправит меня в Россию, чтобы я больше никого не ранила. Мол, там хороший закон, ты не сможешь никого убить. Я говорю, не надо, я люблю Афганистан и свой народ. Он же меня за руку схватил, мне надо было с ним идти?!» — «Нож при себе всегда носила», — гордо комментирует Быстров, но, видя мое недоумение, поясняет: взял за руку — значит, хотел увезти. Одыля продолжает: «Начальник мне и говорит: “Давай тогда замуж выходи”. Я говорю, выйду, если найду хорошего человека. Он спрашивает: “Какого человека ты хочешь?” — “Того, кто никогда не будет меня бить и будет делать все, что я хочу”». Одылю перебивает Николай: «Ни фига себе! Ты мне таких условий не ставила!» Одыля спокойно парирует: «Я просто рассказала, какая у меня была мечта. И начальник сказал, что у него есть такой человек. “Он каждый день за тобой следит, так что веди себя нормально. Закрой ноги и шею, потому что он очень сильно верит, пять раз в день молиться ходит”». Я на мгновенье отрываюсь от старших Быстровых. Рядом с отцом сидит, не шелохнувшись, дочь Катя: она впервые слышит историю знакомства родителей.

Слишком набожный, по меркам кабульцев, моджахед Исламуддин на первой же встрече так напугал Одылю, что они не смогли договориться: «Он на меня смотрел как лев, меня это убивало». Быстров вспоминает: «Я же женщин столько лет не видел, в кишлаках они в паранджах ходят и прячутся все время. А она такая высокая, на каблуках, красивая... Пришла, я сижу напротив нее, а у нее ноги ходуном ходят. А потом я как начал возить ей подарки! Просто засыпал ее подарками». Одыля почти возмущена: «Когда человек хочет жениться, он обязан засыпать подарками!» Николай быстро соглашается, и Одыля продолжает: «Вот у меня выходной, я выхожу на крышу, смотрю, а в нашем дворе стоит машина крутая, и окна у нее черные. Иду на работу — и там она стоит. Мне сказали, что это машина Ахмада Шаха Масуда. Боже мой, кто Шах Масуд, а кто я? Очень боялась». — «Это была машина министерства обороны. Бронированная, — поясняет Николай. — Я в ней сидел, пока она по крышам лазила». — «Это судьба так соединяет», — заключает Одыля.

Невесту для своего Исламуддина нашел сам Масуд. Одыля оказалась его дальней родственницей по линии отца. Подробностей их родственных связей мы никогда не узнаем, достаточно того, что отец Одыли был родом из Пандшерского района, а значит, из того же племени, что и Масуд, и, следовательно, его родственник. Одыля не сразу поняла, что преследовавший ее на бронированном автомобиле министерства обороны моджахед Исламуддин когда-то был русским Николаем. Он хорошо выучил не только фарси, на который то и дело переходит в разговоре с женой, но и повадки моджахедов. Пришлось только волосы красить, чтобы местные не раскусили его происхождения и не убили. «Глаза голубыми оставались», — говорит Одыля. «Да, я блондин. А там был среди чужих, — соглашается Быстров. — А знаете, кто мне зубы делал? Арабы! Если бы они знали, что я русский, убили бы сразу».

Коммунистка вышла замуж за моджахеда, и гражданская война в отдельно взятой семье закончилась. Масуд забыл про коммунистов и начал воевать с талибами. Он стал национальным героем Афганистана и настоящей телезвездой, любимцем иностранных политиков и журналистов. Чем больше людей стремилось пообщаться с Масудом, тем больше было работы у Исламуддина: он отвечал за личную безопасность, досматривал всех гостей независимо от ранга, отбирал оружие и часто вызывал их недовольство своей дотошностью. Масуд посмеивался, но порядок, заведенный верным Исламуддином, нарушать никому не позволял.

Слух о том, что Масуда охраняет русский, дошел и до российских дипломатов и журналистов. Они то и дело спрашивали Быстрова, не хочет ли он вернуться домой. Масуд готов был его отпустить, но Исламуддин, только что получивший красавицу-жену и статус личного охранника министра обороны, возвращаться не собирался. «Если б не женился, не вернулся бы», — говорит Одыля. «Точно», — кивает Быстров. Пока я глотаю третью чашку зеленого чая с имбирем, они рассказывают, как переехали в Россию. Одыля забеременела, но однажды оказалась рядом с пятиэтажным домом в тот момент, когда он был взорван. Она упала на спину, от падения неродившийся ребенок умер, а Одыля попала в больницу с сильными повреждениями и кровопотерей. «Знаете, как я ей кровь искал? Кровь у нее редкой группы. Кабул бомбят, никого нет, а мне кровь надо. Я как раз с работы в больницу иду с автоматом, она там лежит, а я говорю: “Эй вы, если она умрет, я вас всех перестреляю!” У меня же автомат на плече был». Одыля снова недовольна: «Ну ты же обязан был это сделать, я же твоя жена!» Николай опять соглашается. После травмы врачи запретили жене беременеть в ближайшие пять лет. Тяжелее всех эту новость переживала ее мать, которая была старше Одыли всего на четырнадцать лет. Мать сказала ей, что не нужно слушать врачей, мол, все и так будет хорошо. И Одыля снова забеременела. Учитывая военное положение и отсутствие условий, врачи не гарантировали хорошего исхода и выдали направление в Индию, где у пациентки были шансы выносить и родить ребенка — их старшую дочь Катю. Она по-прежнему здесь и слушает наш разговор, не произнося ни слова. Одыля показывает на Быстрова: «Это был 1995 год, в это время как раз умерла его мать, но мы об этом тогда еще не знали. Я пришла домой с этим направлением, и мы стали думать, куда ехать». Николай был готов переехать в Индию, но Одыля решила, что ему пора повидать родных, и предложила вернуться в Россию. «Он же на свадьбе клятву давал, что не увезет меня. Так по закону положено, — говорит Одыля. — Но это же судьба». Она думала, что родит в России ребенка и приедет обратно. Вскоре после их отъезда власть захватили талибы, и оставшиеся в Кабуле родственники Одыли попросили ее не возвращаться.

«Афганистан — сердце мира. Захвати сердце, и ты захватишь весь мир, — Одыля превращается в настоящего оратора, как только речь заходит о талибах. — Но всякий, кто придет на нашу землю, тот штаны намочит и уйдет. Ну что, победили, когда русских выгнали? А русские победили, когда в Афганистан пришли? А американцы?» Слушая список Одыли, Николай спотыкается на русских и начинает спорить: «Скажи честно, Советский Союз победил бы, если бы остался. Моджахеды, которые воевали против правительства и Советского Союза, теперь жалеют, потому что им больше никто не помогает». Одыля отмахивается и продолжает свой пламенный курс истории Афганистана: «Потом талибы пришли, но и они не победили. И никогда не победят. Потому что воюют против народа, и у них нечистая душа. Они красили в черный цвет окна, ходили по домам и ломали детские игрушки, как будто это грех. Если ребенок не мог молиться, они прямо на глазах у родителей стреляли ему в голову. Я по интернету смотрю, какие они жестокие люди. Я понимаю: вера. Я тоже верующая. Но показывать ее зачем? Ты докажи, что ты мусульманин!» Одыля коверкает некоторые русские слова, и мусульманин у нее становится «мусульмоном», а Краснодар — «Краснодором».

Одыля ничего не знала о России, когда Быстровы решили покинуть Афганистан. «Я однажды увидела письмо мужу из России и удивилась, как такое можно читать. Как будто муравьев окунули в чернила и заставили бегать по бумаге», — рассказывает она. Скоропостижно поменяв Кабул на Кубань, беременная Одыля попала в станицу Некрасовскую под Усть-Лабинском. Она рассказывает про паспортистку, которую раздражала иностранка, не говорящая по-русски. Возраст Одыли по российскому паспорту больше биологического на пять лет: она была согласна на любую цифру, лишь бы скорее уйти из паспортного стола. И про то, как трудно было адаптироваться к климату, природе или еде. «У нас в Кабуле был зоопарк, в котором жила одна свинья, — говорит она, произнося “зоопарк” как “зоопорк”. — Это была единственная свинья на весь Афганистан, и я считала ее диким животным, экзотическим, как тигр или лев. И вот мы переехали в Некрасовскую, я была беременна, встала ночью в туалет, а во дворе свинья хрюкает. Бегу домой испуганная, русские спрашивают Ислама: "Что она там увидела?" А я в ответ хрюкаю! Страшно было очень».

Когда прошел бытовой шок, наступила очередь шока культурного. «Меня все раздражало, — говорит Одыля. — Дома ты просыпаешься под "Аллах Акбар", тебе и будильник не нужен. Все живут дружно, и ты не чувствуешь, что рядом чужие люди. Никто никогда не закрывает двери на замок, а если какой-то человек падает на улице, все бегут его спасать — это совсем другие отношения. А как русские за столом сидят? Наливают, наливают, наливают, потом напиваются и начинают песни петь. Мы поем песни, но только на свадьбах и других праздниках — не за столом же! Ну я понимаю, другая культура. Пока ты научишься этому всему, нелегко».

«Я из столицы, а ты из кишлака!» — то и дело говорит Николаю Одыля. Тот усмехается. Для Быстрова адаптация тоже оказалась непростой задачей: за 13 лет отсутствия он так прочно врос в Афганистан, а его родина так сильно изменилась, что вместо возвращения он получил, наоборот, эмиграцию. Из родственников на Кубани осталась только сестра. Ни работы, ни денег Быстровы найти сразу не смогли. Помог Руслан Аушев и Комитет по делам воинов-интернационалистов: им подарили квартиру, потом предложили подработку. Николай на полгода снова превращался в Исламуддина, чтобы по заказу Комитета заниматься поисками останков пропавших без вести бывших «афганцев», а также живых, тех, кто, как и он сам, превратились за эти годы в настоящих афганцев. Сегодня известно о семи таких людях. У них сложившаяся жизнь, жены, дети и хозяйство, возвращаться на родину никто из них не собирается, и «нечего им в России делать», говорит Быстров. Впрочем, тут же спохватывается и излагает миссию Комитета: «Но, конечно, наша задача — всех вернуть».

Полгода в Афганистане заканчивались, и наступали месяцы без денег и работы. Устраиваться заново каждые полгода, чтобы потом снова увольняться и ездить в командировки, невозможно, поэтому последние четыре года Быстров в Афганистан не ездит. Он работает на одну из самых заметных афганских общин в России — краснодарскую. Разгружает фуры с игрушками, которыми те торгуют. Работа тяжелая и «не по возрасту», но другую искать пока не собирается. Мечтает, чтобы работа на Комитет стала постоянной, но у Комитета пока нет такой возможности — было время, когда у него вообще не находилось денег на экспедиции в Афганистан. И, пока никто не сделал ему достойного предложения, Быстров, говорящий на фарси и пушту, знакомый со всеми полевыми командирами Северного Альянса и прошедший за Масудом весь Афганистан пешком, предпочитает грузить игрушки. Кажется, кроме зарплаты, краснодарские афганцы дают ему ощущение связи со второй, более значимой родиной. «Я с Афганистаном связан», — просто говорит он.

Пока Николай ездил в командировки по заданию Комитета, Одыля сидела дома с тремя детьми, торговала на рынке бижутерией, работала парикмахером и маникюршей. За это время она подружилась со всеми соседями, но частью сообщества так и не стала. «Я не хожу в Россию. Я хожу в больницу, в школу и домой, — говорит она. — Кто-то из земляков меня спрашивает: “Как ты там в России, язык выучила, ездишь везде?” Ты что, говорю, я вообще никуда не хожу и ничего не видела».

В прошлом году в их доме появился компьютер с интернетом, и Одыля восстановила постоянную связь с родными и с Афганистаном. Она постоянно общается по скайпу и в социальных сетях, ходит на форумы, где публикует свои мысли с помощью «гугл-переводчика». Одыля френдит меня в «Фейсбуке», и моя лента тут же покрывается поэтическими цитатами на фарси, фотоколлажами с розами и сердцами и изображениями блюд афганской кухни. Иногда там появляются фоторепортажи о нищих афганских детях или портреты Масуда. Но того Афганистана «золотого века», в который Быстровы хотели бы вернуться, больше не существует. Того, в котором женщина может разбираться в политике, но предпочитать домашнее хозяйство, быть мусульманкой, но носить короткие юбки, делать ремонт в квартире и постить в сетях поэзию на фарси. Они складывают такой Афганистан из кусочков воспоминаний, домашней афганской кухни, картинок с цитатами из Корана, развешанных по стенам их усть-лабинской квартиры.

Живя в замкнутом мире между школой, поликлиникой и рынком и в виртуальном мире социальных сетей, Одыля не знает русского слова «мигрант» и не чувствует никаких угроз в адрес своей мусульманской семьи. «Наоборот, мусульман все должны любить. Мы никого не обижаем, — говорит она. — Если кто-то сказал плохое слово, нам нельзя его повторять. Ну, если руку на тебя поднимают, ты, конечно, должен защищаться». С самого начала дети воспитывались так, чтобы, не теряя родительской религии, вписываться в местную культуру и говорить без акцента. Их младший сын Ахмад танцует в детском казачьем ансамбле, средний сын Акбар только что закончил музыкальную школу, а Катя учится в медицинском колледже. Одыля собирается оформлять им афганское гражданство, но не хочет раньше времени учить их своему языку. Зато недавно дети начали изучать арабский по скайпу с учителем из Пакистана. «Потому что, если ты не умеешь читать Коран, то зря ты вообще его учишь, — говорит Одыля. — Надо же понимать, что означает фраза “Ла лахи ила ллахи уа-Мухаммаду расуулу ллахи”» («Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммад его пророк»).

С момента их переезда в Россию прошло восемнадцать лет. Два года назад у Одыли умерла мать. Вскоре после этого ее собственное здоровье стало ухудшаться: ее преследовали головные боли, частые обмороки. Хороших врачей, ради которых они когда-то покинули родину, в Усть-Лабинске нет, а платные приемы в Краснодаре Быстровым не по карману. В прошлом году с помощью Комитета Одыля съездила в Москву на обследование. Врачи, помимо прочих хворей, диагностировали депрессию и рекомендовали съездить на родину, но Быстров пока не решается ее отпускать. В этом году они всей семьей собираются впервые доехать до моря — ехать примерно 160 километров.

9 сентября 2001 года, за два дня до теракта в Нью-Йорке, к Масуду пришли очередные люди с телекамерами. Исламуддин к тому моменту уже шесть лет жил в России. Журналисты оказались смертниками, и Масуд взорвался. Для Быстрова его смерть оказалось главной в жизни трагедией. Он часто говорит журналистам, что если бы не уехал, то смог бы предотвратить смерть Масуда. Впрочем, если бы не Масуд, то Николай не женился бы на Одыле и не уехал. Вероятно, его бы вообще убили вскоре после пленения. Выходит, национальный герой Афганистана, с его нехарактерным для моджахедов гуманизмом, собственноручно лишил историю счастливого конца. Не только свою собственную, но и историю страны, которая теперь почти полностью находится под контролем талибов.

На следующий день после нашей первой встречи краснодарские работодатели срочно вызвали Быстрова разгружать фуру, и он лишился единственного выходного на неделе. Мне пора было улетать, поэтому остаток разговора мы провели по скайпу. Спрашиваю, кто убил Масуда. Он мотает головой и делает знаки руками: мол, знаю, но не скажу. Напоследок прошу Одылю сфотографировать мужа и прислать фотографии. «Она в компьютерах лучше разбирается, чем я, — снова заглядывает в скайп жены Быстров. — Я только убивать умею».

Совсем скоро, 15 марта, Комитет по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств государств СНГ отметит свое десятилетие. На праздник приглашены послы бывших союзных республик. Готовятся поздравительные телеграммы и тезисы выступлений. Приготовило свой “подарок” юбиляру и Правительство России. Впервые за десять лет на поиск наших военнопленных в Афганистане Минфин не выделил ни копейки. Это значит, что страна перестает искать своих солдат. 287 человек, до сих пор находящихся в афганском плену, так и останутся в строке “небоевые потери”.
Коля Быстров, телохранитель Масуда

Двух советских солдат моджахеды взяли средь бела дня в самом центре кишлака - русские пришли сюда за изюмом. Любителей афганского сухофрукта отвели к Ахмад Шаху Масуду. Афганский генерал внимательно рассматривал пленных. Один из них - Николай Быстров - вызвал у него особый интерес. Неожиданно для всех Ахмад Шах протянул русскому... автомат.
Быстров снял рожок, проверил затвор - оружие было готово к стрельбе. О чем думали двое в тот момент, не знает никто. Бывший советский солдат до сих пор отказывается вспоминать об этом. Но факт остается фактом: с того дня 1983 года афганский командир, известный своей подозрительностью, доверил охранять себя русскому. А Николай Быстров в течение двух лет не отходил от него ни на шаг, став другом Масуда и его бессменным телохранителем.
- В 1984 году я встречался с Быстровым, - говорит начальник отдела по розыску военнопленных Комитета по делам воинов-интернационалистов Леонид Бирюков. - “Ну что, - говорю,- Коля, поедем домой?” А он мне: “Нет, я еще нужен Масуду. Когда отпустит, тогда и вернусь”.
Масуд отпустил его только через год. Сейчас Николай Быстров живет в Краснодарском крае и, говорят, до сих пор не может простить себе, что в час покушения на Ахмад Шаха был далеко. Быстров уверен, что он смог бы спасти главу Северного альянса...
Большинство солдат “ограниченного контингента” попадали в плен так же, как и Быстров. Шли в кишлак за “живой водой” и закуской, по просьбе командира или по собственной инициативе. Бывало, оставались в горах после перестрелок и не могли найти дорогу в часть. Наши командиры заносили их в списки пропавших без вести, а моджахеды держали пленных в ямах, сараях, хозпостройках. Позже появились лагеря для военнопленных.
Иногда наши солдаты пытались освободиться самостоятельно. Бежали из Кундуза, Кандагара, во время побегов многих расстреляли. В мае 1985 года нескольким нашим ребятам удалось поднять восстание в лагере Бадабер. Пленные требовали встречи с советским консулом. Восстание было жестко подавлено с помощью пакистанских войск. Кстати, Комитет до сих пор продолжает расследование этой истории, но в постоянно воюющей стране не найдешь ни архивов, ни документов.

“Волга” за Руцкого

За десять лет пребывания наших войск в Афганистане список пропавших без вести насчитывал около 500 имен. В первые годы войны попавших в плен “шурави” расстреливали сразу. Позже моджахеды стали делать на пленных бизнес. Советских солдат меняли на хлеб, муку, спиртное, патроны. Борису Громову в свое время именно таким способом удалось освободить почти сотню наших солдат. Большую часть из них выменяли на оружие, продовольствие, обещание не обстреливать кишлак. Таким же образом обменяли и генерала Руцкого - его свобода стоила новой “Волги”.
По словам Леонида Бирюкова, легче всего было менять пленных, пока президентом Афганистана был Наджибулла. Договариваться с талибами оказалось куда сложнее.
- Это страшные люди, - говорит Бирюков. - Фанатики. Плохо понимают логику переговоров. Помню, они устраивали что-то вроде приема. Были там и Мулла Омар, и его брат Хасан. Они, что интересно, оба косоглазые, причем у одного косоглазие правостороннее, у другого - слева. А напротив меня сидел министр иностранных дел талибов. Закинул голые ноги на стол - сидит, в своих ступнях ковыряется...
С тех пор выявить бывшего “нашего” на чужой территории помогает служба внешней разведки. Как только у Комитета появляются первые сведения о местонахождении пленного, предпринимаются попытки связаться с ним - прямо или через посредника.
Туркмена Гугельды Язханова нашли в кишлаке пограничного между Пакистаном и Афганистаном района. Посредник предложил устроить встречу в Исламабаде и попросил 20 тысяч долларов. Бирюков (он несчетное число раз летал в Афганистан за пленными) долго торговался. Цену удалось сбить. Язханову привезли документы, потом его вместе с афганской женой передали туркменскому посольству. И теперь он живет в Туркменистане - там у Язханова большая семья, семеро братьев. А вот жена вернулась в Афганистан...

“Вернусь, как только снег сойдет с гор”

Мать бывшего русского солдата Евгения до Мазари-Шарифа добиралась долго. Она уже знала, что сын женился на афганской девушке, принял ислам, основал собственное дело - жестяную мастерскую где-то в горном кишлаке. Но она все же надеялась вернуть его домой. Неделю мать прожила в Мазари-Шарифе вместе с сыном и каждый день уговаривала Евгения уехать с ней в родной городок на Волге. “Да, да, конечно, вот снег сойдет с гор, я закрою свою мастерскую и сразу же вернусь”, - обещал он. Четыре года мать ждала его, но Евгений не вернулся...
Из всего списка пропавших солдат лишь двадцать человек считаются дезертирами - они не просто попали в плен, а целенаправленно ушли к моджахедам, чтобы потом перебраться на Запад. Но рядовым редко удавалось попасть в “земли обетованные”. Американские правозащитники помогали в основном офицерам. Живут они теперь в Канаде, США, Германии. После вывода советских войск из Афганистана дезертирам была объявлена амнистия. Однако никто из них на родину не вернулся.
- А как дезертир вернется? - говорит бывший “афганец”, а ныне депутат Мосгордумы Александр Ковалев. - Ведь бывшие “афганцы” - достаточно тесное сообщество, все друг друга знают. Как они посмотрят на того, кого предал, пусть даже много лет назад?
И все же основная масса “невозвращенцев” - просто бывшие военнопленные, которые со временем искренне приняли ислам, обзавелись семьями и стали свободными гражданами Афганистана.
- Там ведь, в наших войсках, были простые ребята - от сохи, от станка, от метлы, - объясняет это Леонид Бирюков. - Конечно, им оказалось проще осесть на афганской земле. Информации с Родины было мало, и возвращаться скорее всего они просто боялись. А там их часто использовали в политических целях.
Именно так получилось с двумя рядовыми - Назаровым и Олениным. В 1993 году в Мазари-Шариф для встречи с сыновьями привезли их родителей. Ребят уговаривали вернуться к матери российские представители, даже узбекский генерал Дустум - он тогда был командующим северными провинциями Афганистана. Бывшие солдаты не соглашались. И тогда неожиданно для всех по распоряжению Дустума их посадили в вертолет и отправили в неизвестном направлении.
- Мы так и не поняли, что произошло, - вспоминает Бирюков. - Нам пришлось вернуться в Москву несолоно хлебавши. А потом оказалось, что их увезли в Пакистан.
Советских пленных решено было использовать в политической игре. Тогдашний премьер Пакистана Беназир Бхутто, заинтересованная в хороших отношениях с Россией, приберегла Назарова и Оленина для встречи с российскими политиками. И во время визита, после обсуждения глобальных проблем, члены российской делегации встретили во дворце в Исламабаде своих соотечественников. На прощание Бхутто выдала Назарову и Оленину по толстой пачке купюр. Но двое “бывших”, прожив дома всего несколько месяцев, вернулись в Афган.

Пленных больше не брать

С 15 февраля 1989 года по январь 2002-го отделу по розыску военнопленных Комитета по делам воинов-интернационалистов удалось вернуть на Родину 22 человека. Еще около 10 солдат увиделись с родителями на территории Афганистана и Пакистана.
В 1992 году Комитету было выделено 156 тысяч долларов. На освобождение 12 человек было истрачено около 120 тысяч, остаток, как и положено, Комитет вернул Министерству финансов. Неизрасходованные деньги возвращаются казне каждый год - такова процедура. И на протяжении 9 лет тот же остаток направлялся Минфином обратно в Комитет. Исключением стал только нынешний год. Сейчас финансирование полностью прекратилось. Без объяснения причин.
- Мне одна мадам в Минфине прямо заявила: “Неужели вы за 10 лет не смогли потратить 156 тысяч долларов?” Так, знаете, натурально удивилась. А это - целевые деньги, тратятся они исключительно на розыск пропавших, на командировки в Афганистан или Пакистан и, разумеется, на оплату посредников. Мы обращались по этому поводу лично к министру финансов Кудрину, но, похоже, в его ведомстве не понимают таких слов, как “гуманизм”.
А ведь именно сейчас, после падения режима талибов, можно было бы активизировать поиски. Подписан договор с американской стороной - они пообещали оказывать содействие на всей территории Афганистана. Говорят, многих бывших советских пленных талибы заставляли участвовать в последней войне. Один из наших солдат под дулом автомата перевозил военные грузы.
По некоторым сведениям, в лагерях беженцев на границе Афганистана и Пакистана и сейчас есть наши пленные. Бывшие советские солдаты используются там как рабы, которых сдают в аренду афганским и пакистанским семьям.
- Мы обращались по этому поводу к пакистанским властям, - говорит Леонид Бирюков. - Министры иностранных и внутренних дел внимательно выслушивают и отвечают: “Мы с вами войны не вели. Какие военнопленные? Откуда они у нас? Если у вас есть конкретные фамилии, имена, адреса - скажите нам, мы проверим”. В принципе все это можно было бы выяснить. Наш отдел постоянно занимается такой работой. Долго, кропотливо ищем какие-то ниточки, пытаемся найти своих. Но на все это нужны деньги!
Однако, похоже, наши чиновники считают вложения в поиск своих граждан нецелесообразными. Все это случилось слишком давно. Афганская тема уходит в прошлое...
В отчетах о наших потерях в афганской войне в графе “причина смерти” очень часто писали: “утонул”. Командиры должны были как-то списывать “небоевые потери”. Сегодня это не стесняется делать руководство страны. И говорит прямо: потерь у нас больше нет. Пленных - тоже.

Россия - 137 чел.
Украина - 64 чел.
Узбекистан - 28 чел.
Казахстан - 20 чел.
Белоруссия - 12 чел.
Азербайджан - 5 чел.
Молдова - 5 чел.
Туркменистан - 5 чел.
Таджикистан - 4 чел.
Киргизия - 4 чел.
Армения - 1 чел.
Грузия - 1 чел.
Латвия - 1 чел.

Брат Льва
Посол Афганистана в России Ахмад Зия МАСУД: «Война кончилась — и мы примирились»

Первое, что приходит в голову при взгляде на афганского посла: «Одно лицо!». Ахмад Зия Масуд действительно очень похож на своего всемирно известного старшего брата — Ахмада Шаха Масуда.

В свое время нынешний дипломат был вынужден бросить учебу, чтобы вместе с Пандшерским Львом участвовать в антисоветском сопротивлении. Пятнадцать лет назад, в феврале 1989-го, советские солдаты ушли из Афганистана.

С тех пор многое переменилось: режимы, люди… Теперь вчерашний моджахед Ахмад Зия МАСУД наводит мосты между Россией и своей родиной.

Вопрос — Вы вместе со своим братом Ахмадом Шахом Масудом участвовали в движении моджахедов. Что двигало вами, когда вы, совсем молодой еще человек, бросили учебу и отправились сражаться в Пандшерское ущелье?

Ответ — Советские войска вошли в Афганистан для поддержки режима, ненавистного для афганского народа. Если бы советские войска поддержали не режим, а народ, все было бы по-другому. Мы оказались бы, может, в одном лагере. К сожалению, война продолжалась. Значение ее было колоссальным: Афганистан был полностью разрушен. Разрушился и СССР (в какой-то степени — и из-за войны в Афганистане)…

Вопрос — Вы находились рядом с Ахмадом Шахом Масудом?

Ответ — Конечно. А потом, в 1983 году, он отправил меня в Пакистан — вести политическую работу.

Вопрос — У Пандшерского Льва был русский телохранитель. Правда ли это?

Ответ — Да. Это был советский солдат, попавший в плен, он принял ислам. Его звали Николай, сейчас его зовут Исламудин. Брат очень доверял ему. Он женился у нас в Пандшере, у него есть дети. На нашем языке он говорит теперь, наверное, лучше, чем на родном. Сейчас он живет на Кубани, я встречался ним, он приезжает в Афганистан.

Вопрос — Вам наверняка приходится встречаться с нашими ветеранами афганской войны, с теми, против кого вы в свое время вели борьбу. Какие чувства вы испытываете к ним — есть ли какой-то осадок в душе или вражда ушла безвозвратно в прошлое?

Ответ — Общий принцип человеческой жизни таков: есть война и есть мир. Война кончилась — и мы примирились. Мои нынешние друзья — генерал Валентин Варенников (не так давно он ездил в Кабул, выступал на юбилее в честь моего брата), генерал Ляховский, Руслан Аушев — они участвовали в афганской войне. Но война уже позади. Она была навязана и нашему, и вашему народу. Наши так называемые коммунисты представляли советскому руководству дело так, будто они пользуются народной поддержкой. И по сути дела обманули.

Вопрос — Рассказывают, что когда под натиском талибов осенью 1996-го моджахеды покидали Кабул, ваш брат предложил экс-президенту Наджибулле уйти из столицы вместе с ним — в Пандшерское ущелье. Было ли это?

Ответ — Да, Ахмад Шах Масуд несколько раз посылал своих людей к Наджибулле. Предлагал ему гарантии безопасности, более того — пообещал отправить его в любую страну, куда тот пожелает. Но Наджибулла отказался, решив, видимо, что его соплеменники пуштуны (большинство талибов были пуштунами. — А.Я.) отнесутся к нему более-менее благосклонно.

Вопрос — На протяжении нескольких лет только Масуд и его союзники по Северному альянсу вели борьбу против талибов. Однако в новых структурах власти лидеры «северян» оказались на вторых ролях. Не кажется ли это несправедливым?

Ответ — Главный вопрос — ради чего боролся Объединенный фронт (или, как его называют, Северный альянс): за окончание войны, за образование национального правительства. Мы сами отдали власть и активно участвовали в разработке Боннского соглашения. Главная цель — укрепление государственной власти, мира и безопасности. Так что никаких обид нет.

Вопрос — Президент Хамид Карзай подписал несколько недель назад новую конституцию Афганистана. Это первая за несколько десятилетий конституция, принятая демократическим путем. Какие надежды возлагаете вы на нее?

Ответ — После долгих лет войны у народа Афганистана появилась конституция, гарантирующая право на собственное государство, на свободы, на определенные правовые нормы. Разрешена многопартийность, утвержден закон о партиях. По конституции, официальное название нашего государства — Исламская Республика Афганистан. Принимаемые законодательные акты не должны противоречить принципам ислама. Но последователи любой религии — а в Афганистане живут индусы, сикхи, приверженцы различных исламских сект — могут свободно отправлять свой культ. Впервые в конституции заключен принцип: там, где большинство населения составляют шииты, все их вопросы будут решаться согласно шиитским правилам.

Вопрос — Часто можно встретить утверждение, что кабульские власти не контролируют полностью территорию страны, разделенную между местными вождями и полевыми командирами.

Ответ — Одно дело — что пишут в прессе, и другое — реальность. Люди совершенно свободно передвигаются по Афганистану. Единственная проблема — южные и юго-восточные районы, пограничные с Пакистаном. Отдельные группы экстремистов, связанных с «Аль-Кайедой» и «Талибаном», совершают там нападения. Если Пакистану удастся закрыть для них эти границы, и эта проблема будет решена.

Вопрос — Свержение режима талибов никоим образом не сказалось положительно на ситуации с наркотрафиком из Афганистана. Напротив, объем наркотиков, вывезенных из страны, увеличился. Что делается для пресечения этого зла?

Ответ — Вопрос наркотиков в настоящее время — это вопрос не только афганский, он имеет и региональный, и мировой масштаб. Нужна антинаркотическая коалиция. Главную прибыль от производства и распространения наркотиков получают не афганские крестьяне, а люди вне Афганистана. Простой крестьянин в этой ситуации не виноват: его заставляют нищета и голод, а также поощрение, идущее извне. Вот пример: основной сельскохозяйственный продукт в стране — пшеница. ООН помогает Афганистану гуманитарными поставками пшеницы. Но ооновцы покупают пшеницу не у афганских крестьян, а в других странах. А потом раздают ее в Афганистане. Такая «благотворительность» идет в ущерб афганским крестьянам. Если крестьянин производит пшеницу, он оказывается в полном убытке. Рынок перенасыщен — и его пшеницу никто не покупает. Вот он и сеет мак.

Вопрос — Вам приходится работать с представителями афганской диаспоры, проживающими в России. Наверняка часть эмигрантов вернулась на родину, а кто-то и рад был бы вернуться, но опасается. Могут ли приверженцы старого режима вернуться в Афганистан без боязни подвергнуться там преследованиям?

Ответ — В России сейчас живет около 40-50 тысяч афганцев, примерно половина из них — в Москве. У нас самые теплые и дружественные отношения с ними. Несмотря на то что многие из них в прошлом находились на руководящих постах режима НДПА. Например, бывший министр внутренних дел г-н Гулабзой или экс-министр обороны г-н Кадыр — у нас с ними очень хорошие отношения. Все они могут совершенно свободно поехать в Афганистан. Вот вам пример: один из руководителей НДПА, бывший генерал-губернатор Кандагара г-н Улуми, вернулся на родину, создал там свою партию. Когда я встречаюсь с представителями диаспоры, я говорю: «Приезжайте, живите у меня дома». Мы ведь тоже жили в эмиграции. И боялись, что нам никогда не суждено будет вернуться домой…

Вопрос — Ведется ли ныне расследование гибели вашего брата? Кто вообще этим занимается и каковы результаты на сегодняшний день?

Ответ — Теракт, который привел к гибели Ахмада Шаха Масуда, связан с международным терроризмом. Не случайно поэтому, что следствие велось в разных странах мира, в том числе и в Афганистане. К сожалению, до сих пор эти усилия не координируются. В каждой стране ведется отдельное расследование. Мы думаем, настало время направить эти усилия в общее русло. Известно одно: это были камикадзе, действовавшие по указке «Аль-Кайеды» и «Талибана». Но повторяю: до сих пор конкретного результата, к сожалению, не достигнуто.

Андрей ЯШЛАВСКИЙ.